Она обладала сильным характером и не позволяла себе раскисать: не утопала в своем горе, не подавала виду, что по сей день сильно страдает.
Отношения с мужчинами с тех пор не представляли для нее ни малейшего интереса. Во многих из них она видела просто друзей, в некоторых — коллег или наставников. Сближаться не желала ни с кем. Во-первых, потому что не питала ни к одному из своих поклонников и десятой части тех чувств, что испытывала к Нельсону, а обманывать — себя или их — не намеревалась. Во-вторых, потому что в ее сердце не ослабевала любовь, разожженная мужем.
Я люблю человека, которого давно нет на свете, размышляла она иногда. Наверное, это неправильно, неестественно, может, даже ненормально… Но уничтожить в себе эту странную любовь я не могу. И не хочу…
Сегодня она уезжала в Лондон. Поездка эта не сулила ничего приятного: ей предстояло позаботиться об одинокой сестре матери, у которой тоже обнаружили рак. Рак легких.
Услышав от мамы отвратительное известие, Александра оцепенела. Голова ее мгновенно стала тяжелой, будто налилась свинцом, в висках застучало, отдаваясь болью во всем теле: опять этот чертов недуг!
Когда первая волна ужаса схлынула, она заставила себя успокоиться и расспросила маму о подробностях случившегося.
Болезнь тети Вилмы обнаружили своевременно, на первой стадии. За лечение уже взялся какой-то известный лондонский врач, научный сотрудник Института онкологических исследований.
— Кому-то из нас следует срочно отправиться в Лондон, — заключила мама, всхлипывая. — Ведь мы самые близкие родственники бедняжки Вилмы. Сейчас ей, как никогда, требуется помощь и поддержка. Наверняка она напугана, растерянна, подавленна.
Александра обняла стоящую у кухонного окна мать за плечи и прижалась щекой к ее щеке, влажной от слез. Некоторое время обе молчали.
Мысли Алекс работали быстро и четко. В свои двадцать шесть она зачастую чувствовала себя взрослее и сильнее экспансивной пятидесятилетней Лилианы, своей матери. Так было и сейчас.
Тетя Вилма преподавала историю в Университете Линкольна. Молодые годы она потратила на занятия наукой, семьей так и не обзавелась. Студенты ценили и уважали ее за чуткость и человечность, за умение искусно и ненавязчиво увлечь казалось бы совершенно неинтересными вещами.
Многие из выпускников продолжали общаться с ней: поздравляли с праздниками, приходили в гости, иногда даже обращались за советом или помощью. Но сейчас она нуждалась в ком-то более близком, чем студенты, в человеке родном и любящем, в том, с кем можно поделиться самым сокровенным.
Александра быстро прикинула, кто из четверых членов их семьи в состоянии оказать тете Вилме должную поддержку. Ее отец был слишком занят работой, мама, натура импульсивная и чувствительная, имела склонность сгущать краски и воспринимать ситуацию неадекватно, а братишка Раймонд еще учился в школе, в этом году должен был ее окончить.
— В Лондон поеду я, мам, — спокойно и твердо сказала Алекс, все еще прижимаясь щекой к щеке матери.
Та встрепенулась.
— Что ты, девочка! Ты и так настрадалась из-за этой проклятой болезни! Нет-нет! К Вилме поеду я!
Александра медленно отстранилась, окинула задумчивым взглядом кухню — знакомую с детства белую мебель, красную скатерть на столе, связанные ее руками и подаренные когда-то маме прихватки на стене у плиты, — повернулась к матери и серьезно, почти строго посмотрела в ее встревоженные глаза.
— Вот именно, мамочка. И я теперь многое знаю об этой болезни. Поэтому смогу спокойно поговорить с врачом тети Вилмы и спросить, в чем она нуждается, как лучше с ней себя вести.
Спор продолжался минут пятнадцать. Уверенной победительницей из него вышла, конечно, Александра.
С Мейдином она встретилась на следующий день. Услышав, что ей необходимо уехать, тот очень расстроился.
— Ты лучшая балерина в моей труппе, Алекс. Расставаться с тобой на неопределенное время для меня настоящая трагедия. Но… — он удрученно развел руками, — удерживать тебя я, естественно, не стану.
— Мне тоже будет не хватать вас, — ответила Александра, неожиданно для себя расчувствовавшись. — Очень будет не хватать. Ведь вы и ваша труппа — моя вторая семья. — Ее глаза наполнились слезами.
В этот же день часов в двенадцать она отправила электронное письмо Фостеру, визитка которого все еще хранилась в ящике письменного стола в ее комнате. Написала, что приезжает в Лондон, что пробудет там по меньшей мере месяца два.
Получить ответ она не надеялась, как-никак с момента ее мимолетного знакомства с известным хореографом из «Ковент-Гардена» прошло больше двух лет. Но ответ пришел, причем незамедлительно.
Дорогая миссис Вейн, — говорилось в нем, — получив от вас весточку, я искренне обрадовался. Надеюсь на скорую встречу.
С уважением,
Джон Фостер.На сборы у Алекс ушло два дня.
Перед отъездом она сходила в церковь, съездила на могилу к Нельсону, прогулялась по городу — по тем улочкам, по которым они любили бродить вместе, простилась с друзьями, устроив для них прощальный вечер в уютном кафе, где они нередко собирались.
Ее многие любили — за честность и порядочность, за готовность прийти на помощь в любой ситуации, за преданность, за доброту. Подруги-балерины никогда не пытались строить ей козней и единодушно признавали, что она гораздо талантливее и упорнее их. Мужчины ею восхищались — как человеком, как женщиной, как танцовщицей.
Новость о ее отъезде огорчила всех. На вечеринке в кафе накануне расставания ей наговорили множество комплиментов и теплых слов, умоляли не задерживаться и регулярно давать о себе знать.
Рядом за столиком сидел ее партнер Реджиналд Шератон, давно и безнадежно в нее влюбленный.
— Пожалуйста, береги себя, — шепнул он ей на ухо, улучив момент. — Если понадобится какая-нибудь помощь, звони мне в любое время дня и ночи, ладно?
Алекс улыбнулась, кивая.
Реджиналд был отличным танцором, замечательным парнем и добродушным человеком. Она любила его как хорошего давнего друга, как великолепного партнера по танцу, видела в нем родственную душу, но ответить на его чувства не могла.
В последнее время его отчаянные попытки сблизиться с ней начали выводить ее из себя, и она даже радовалась, что на некоторое время им придется расстаться.
— Ты дорога мне, как никто в этом мире, Алекс, — горячо прошептал Реджиналд. — Я люблю тебя, всегда это помни, слышишь?
— Конечно, слышу, Реджиналд, — ответила она, отстраняясь.
