буквально вбивали в течение последнего года, в итоге сделав второй кожей. Костюмом, который я надела, и ношу не снимая. Но где-то там внутри, за зеркалами голубых глаз, прячется истинная Адель Соммерсье со своей историей жизни…
Минуты моей личной тишины, так необходимые для душевного равновесия певицы, заканчиваются. Они не успокаивают. Наоборот. Погружают в пучину переживаний.
Закрыла глаза, стараясь собраться с мыслями, которые разбегаются и утягивают меня в прошлое, заставляя вспоминать пережитое вновь…
Моим продюсерам не нужно сочинять никаких ходов для привлечения интереса публики к моей истории. Наоборот. Им приходилось сглаживать те острые грани, на которых держится полотно моей жизни.
Вот как все происходило на самом деле и это далеко не сказка, это – жизнь со всеми ее реалиями.
Глава 3
День, когда моя жизнь пошла на новый виток
Адель Саммерс
Воспоминания
Я мчусь домой с зажатой в руках листовкой. В глазах темнеет от переполняющих чувств. Дыхание сбивается, в боку уже начинает колоть. Но я бегу, что есть сил, чувствуя, как тяжеленный рюкзак оттягивает плечи. Струйки пота текут, волосы выбились из хвоста и липнут к мокрому лбу, залезают на глаза.
Подобный забег я не устраивала еще никогда в жизни! Чувства подгоняют меня. И виной всему листовка, зажатая в руке, а точнее, то, что там написано:
«Высшая частная школа-пансион имени Д. Ф. Вашингтона – одно из самых привилегированных учебных заведений страны, объявляет беспрецедентный набор!
В связи с празднованием юбилея со дня основания школы, решением попечительского совета, в согласии с правительственно-образовательной программой „Просвещение“, открываются семь конкурсных мест для одаренных детей…
Заявки принимаются на официальном сайте…»
Еще в школе я сразу же вошла на сайт этого конкурса и поняла, что подхожу! И эта листовка казалась мне счастливым лотерейным билетом, который я уже вытянула. В душе рождалась и раскрывала свои сверкающие крылья птица надежды.
Сжимая заветный клочок бумаги, я на всех парах лечу домой. Хочу наконец-то сбросить тяжелый рюкзак, сделать глоток воды, чтобы промочить пересушенное горло и бежать дальше, к матери, на ткацкую фабрику. Я не хотела терять ни секунды. Вера в чудо жила в моей душе.
Мне двенадцать. Я заканчиваю обычную начальную школу в нашем захолустье и впереди меня ждут вступительные экзамены в Старшую школу (Middle and High School).
Я бегу как сумасшедшая по улицам, залитым солнечным светом. Лето стремительно приходит в наши края. Обычно у нас дождливо, пасмурно и холодно. Не терплю холод, хотя, кто его любит? Но у некоторых после холодной улицы есть возможность зайти в теплый дом и согреться.
У нас зимой в квартире ненамного теплее, чем на улице. Экономия. Всегда и во всем. Это не жадность или скупость. Просто с деньгами у нас негусто.
Любовь к лету обосновывается тем, что летом мне не приходится носить старую, абсолютно не греющую, поношенную куртку с истертой подкладкой. Тепло легче переносить, чем вымораживающий внутренности холод, отсюда и любовь к теплому времени года.
Государство для таких, как мы, имеет, конечно, ряд социальных программ, но те крохи, которые до нас доходят, безбожно малы. Денег не хватает всегда и на все. Я не понаслышке знаю, что, когда холодно, голод ощущается слишком остро. Я знаю, что такое ГОЛОД, когда желудок узлом завязывается, а ты кипяток пьешь и идешь спать пораньше, в надежде, что завтра мать все-таки получит свою зарплату.
Мама у меня нормальная. Не пьет, не курит. Для тех трущоб, в которых мы живем, Ивет ведет практически кристальный образ жизни, впахивает швеей на фабрике с утра до ночи. Когда-то она считалась красавицей. Когда-то. Так говорят… но подобный быт убивает любую красоту.
К своим двенадцати годам я уже успела повидать многое. В нашем районе вырастаешь быстро и начинаешь понимать определенные вещи еще ребенком. Мои сверстники уже любили не только покурить на переменах, но и отдохнуть по-взрослому.
В трущобах своя жизнь. Свои законы. И если ты не хочешь проблем, ночью сюда лучше не соваться. Законы улицы беспощадны.
В школе все знают: если ты выделяешься, то тебя не любят. Если у тебя одежда новая и рюкзак красивый, и ты не в банде местных малолеток, будь готов получить хорошенько. И это не зависть. Нет. Это желание отнять.
Я выделяюсь. Не одеждой. Не запасами шоколада в карманах. Последнее, скорее, мечта. Нет. Меня выделяет мой ГОЛОС. Я пою. На всех школьных мероприятиях. На всех конкурсах, в которых участвует наша школа. И даже когда недавно в город приехали шишки из центра, и был организован праздник на площади, на сцене стояла Я.
Я была живучей и упертой. Всегда. Мать буквально вбивала в меня стремление выбраться из того ада, в котором мы существовали. И единственной путевкой в жизнь может быть учеба.
Хотя, это все тоже относительно, конечно, но Ивет думает именно так, и может жестко наказать меня за любой бал ниже отлично.
Помню, как однажды она избила меня мокрой тряпкой за прогул. Ощущение жалящей огненной пульсации на коже вбилось в мозг основательно, напрочь отбив желание влиться в массы сверстников-разгильдяев.
Меня не любят. Просто потому, что я отличаюсь. А я не ломаюсь, не подчиняюсь желанию уличной своры. Их методы кажутся детскими по сравнению с теми наказаниями, которым меня может подвергнуть мать. И спустя годы, оборачиваясь и вспоминая, я ее понимаю.
У одинокой женщины, не имевшей ничего за своей душой, вынужденной влачить нищенское существования, была одна цель – уберечь дочь. Не позволить ей опуститься на дно. А когда улица диктует свои законы – тебе приходится быть сильней. Ее методы были доходчивыми, но вскоре в них отпала потребность. Я сама поняла, чего хочу для себя, и стала осмысленно стремиться к цели.
Были даже олимпиады, но наград – не особо. Только в области культуры, за пение. Все-таки наша захолустная школа никогда не смогла бы дать тех знаний, которые дают школы других районов, где преподавателей отбирают, а не довольствуются тем, что есть. Об элитных школах вообще молчу.
Однако я стремилась быть лучшей. И училась соответственно. Мне казалось, что все это не зря, ведь клочок бумаги в руке мог стать моим проходным билетом в будущее.
Наконец, добегаю до нашего дома, взлетаю по лестницам, и ураганом врываюсь в квартиру, затормозив в нерешительности, вижу мать, стоящую у окна. Удивляюсь. Обычно она допоздна работает.
Я смотрю на худую спину с выступающими лопатками,
