— Думаю, я знаю, что вы собираетесь сказать мне, — перебила ее Элизабет, — и я должна…
— Прошу вас, моя дорогая, сначала выслушайте. Фред очень похож на меня. Он тоже очень чувствителен и терпеть не может обижать кого-либо, поэтому и попросил меня объяснить вам, чтобы у вас не создалось неправильного впечатления. Он достаточно импульсивен, в чем вы, я не сомневаюсь, уже успели убедиться, работая с ним, но он не может не понимать, что ему еще несколько лет предстоит утверждаться в фирме прежде, чем думать о семейной жизни. В течение двух последующих недель он будет во Франции, и мы оба считаем, что этого времени будет вполне достаточно, чтобы положить конец вашим отношениям.
Элизабет не верила своим ушам. Неужели Фред поручил матери выполнить эту неблаговидную миссию? Она буквально потеряла дар речи.
— Положить конец отношениям? Со мной? — с трудом промолвила она, вскипая от гнева.
— В общем да. — Миссис Джеймс поджала губы, что можно было бы считать выражением симпатии. — Мы постараемся найти вам другую работу и позаботиться, чтобы вы не пострадали в жалованье.
У Элизабет так дрожали ноги, что она с трудом встала. Еще несколько минут она обязана держать себя в руках.
— Можем ли мы поставить точки над i миссис Джеймс? Вы хотите сказать, что Фред сам попросил вашего вмешательства… в свои дела?
Миссис Джеймс сокрушенно кивнула:
— Бедный мальчик чрезмерно чувствителен.
— Неужели? — Элизабет в упор уставилась на пожилую женщину, которая тоже поднялась. — Ну что ж, спасибо, что ввели меня в курс дела, миссис Джеймс. Мне остается лишь переговорить с Фредом, после чего я покину ваш дом. Очень любезно было с вашей стороны пригласить меня.
Теперь миссис Джеймс, казалось, стала меньше ростом, чем была несколько минут назад, и с нескрываемым облегчением смотрела на Элизабет. Не исключено, что она ожидала потока слез и даже истерики.
Элизабет попыталась найти Фреда среди гостей. Она, конечно, выложит ему все, что она о нем думает, после чего отправится домой. Но Фреда нигде не было. Элизабет пересекла патио и вошла в оранжерею. И здесь его не было. Он явно скрывается от нее, как это он умеет, с яростью подумала она. Значит, ей остается только одно: взять шаль из гардеробной и уносить ноги из этого омерзительного дома, где ее так унизили, и как можно скорее, пусть даже ей придется пешком добираться до станции.
Очутившись в холле, она никак не могла припомнить, какая дверь в гардеробную. Вероятнее всего, эта, решила Элизабет, и открыла ее. За дверью оказалась большая комната, напоминающая кабинет, с рядами книг вдоль стен и креслом с высокой спинкой, стоящим у камина.
Она уже собиралась закрыть дверь, как вдруг что-то ударило ее по ноге с такой силой, что она чуть не вскрикнула. Опустив глаза, она увидела мячик для гольфа у своей ноги. Пожилой человек, лысый и толстенький, в ярко-красном жилете, возник в другой стороне комнаты.
— О дорогая, до чего неудачный удар. Надеюсь, я не покалечил вас, юная леди?
— Конечно, нет. — Подняв мячик, Элизабет протянула его незадачливому игроку в гольф. — Прошу прощения, что помешала вам. — Она повернулась, чтобы покинуть комнату, но он остановил ее.
— Ни в коем случае! Присядьте и поговорите со мной, чтобы я мог представить алиби, почему не присоединился к гостям моей дочери. — Элизабет, должно быть, смутилась, потому что он торопливо добавил: — Вы кого-то ищете? Может быть, я могу вам помочь?
— В общем-то да, я ищу Фреда и не могу найти его. Но я бы не хотела беспокоить вас…
— Никакого беспокойства. Вы оказываете мне услугу, моя дорогая. Мне до черта надоело мое собственное общество. Теперь, когда я ушел из фирмы на покой, семейство решило, что я должен обзавестись каким-нибудь хобби, но что-то подсказывает мне, что гольф — это не моя игра. — Он хитро улыбнулся, и его изрезанное морщинами лицо стало добрым и приветливым. — Кому обязан удовольствием встречи?
— Моя фамилия Стентон, — сказала Элизабет. — Элизабет Стентон.
— Рад познакомиться с вами, мисс Стентон, — он почтительно склонил голову. — А теперь присядьте, а я попробую разыскать для вас моего внука Фреда. Не удивительно, что вы потеряли его: этот дом — сущий крольчатник.
Он торопливо вышел из комнаты, а Элизабет опустилась в одно из огромных вольтеровских кресел у камина. Ей казалось, что с каждой минутой она становится все меньше и меньше. Слезы обиды и разочарования навернулись на глаза, и цветы в глиняной вазе на камине стали расплываться. И дело было не только в унижении, которое ей пришлось испытать, а в том, что теперь она не могла прибегнуть к помощи Фреда, которая ей так необходима. Она была готова к тому, что он может и отвергнуть ее идею, но теперь она вообще не могла ни о чем попросить его. Да умирай она от жажды в пустыне, она и глотка воды у него не попросит.
Внезапно дверь за ее спиной открылась, и она сжалась в кресле, поспешно вытирая глаза носовым платком. Если Фред увидит ее плачущей, он может неправильно истолковать это.
— Налей-ка мне чего покрепче, будь хорошим парнем, — услышала она голос Фреда.
Но не может же он так говорить своему дедушке?
— Мне пришлось представить Элизабет мамаше, — продолжал он, — чтобы она выдала ей все, что я сам не решился бы ей сказать. Я чувствую себя сущим подонком.
— Но ты ведь и есть подонок, не так ли, приятель? — услышала она низкий голос.
Элизабет попыталась встать, но ноги отказывались подчиняться. Ей оставалось лишь надеяться, что они пропустят по рюмочке и удалятся.
— Вот тебе — половинка на половинку. Этого с тебя хватит. Мы ведь не хотим, чтобы наша мамочка увидела, как ее золотой мальчик опять надрался, не так ли? — сказал низкий голос.
— Да заткнись ты, наконец, и перестань меня подкалывать! — огрызнулся Фред. — Думаешь, я сам не понимаю, что поступил с Элизабет не лучшим образом. Прошлым вечером… — Он, поперхнувшись, сделал глоток. — Мне в самом деле казалось, что я влюблен в нее.
— Ты исключительно редко обманываешься на этот счет, старина, — последовала насмешливая реплика.
— Ну, уж не тебе это говорить. Ты и понятия не имеешь, что такое влюбиться.
— Искренне надеюсь, что нет, — подтвердил собеседник. — Судя по тому, что я вижу вокруг, я все больше убеждаюсь, что любовь — это неприятность, которая неимоверно осложняет жизнь.
Элизабет сцепила пальцы. Ей стало интересно, что же это за тип, с которым говорит Фред.
— Ты спал с ней? — резко спросил низкий голос.
— Нет, — мрачно признался Фред. — Вот почему…
— Вот почему, как я полагаю, ты и понес эту ахинею о браке, а утром, продрав глаза и протрезвев, понял, что наделал, и постарался унести ноги. Перетрусив, ты побежал к мамочке за помощью, чтобы она тебя вытащила, — и не в первый раз, насколько мне известно.
