Наконец, видимо, подустав, Сэс откинулась на спинку своего кресла и испустила томный вздох от испытанной ею нечеловеческой перегрузки.
Джек выпрямился на своем месте и сосредоточенно уставился на экран, но уже через секунду снова повернулся к Сэс.
– Скажи-ка мне правду, – постарался обратить он на себя ее ускользнувшее внимание. – Для чего ты меня сюда привела?
– Чтобы ты посмотрел этот фильм. «Империя наносит ответный удар»! – и она ткнула пальцем в сторону экрана, на котором красовался вечно юный Люк Скайуокер и где трансгалактические коллизии не позволяли ни на мгновение отвлечься от благородного дела борьбы с вселенским злом в лице таких гнусных типов как Дарт Вейдер.
– Только не говори, что ты никогда прежде не видела эту полнометражную чушь! – выказал раздражение отпрыск влиятельных предков.
Сэс повернулась к нему, стиснула его щеки между ладонями и, притворно шепелявя, произнесла:
– Лапушка моя, когда я подобрала тебя на вечеринке, ты выглядел таким замурзанным и пропащим, что я ну никак не могла удержаться от желания продемонстрировать тебе настоящего Джедая.
– Что ты мелешь? – сипло произнес он, протестующим жестом высвободив свои щеки, а вместе с ними и лицо.
– Не отрицай. Тебе нужен друг. Тебе нужна твоя принцесса Лейа Органа.
– Сэс, душечка, друзей мне и без того хватает, – доверительно сообщил он своей глазастой спутнице и принялся творить чудеса с ее приветливыми губами. – Пошли-ка лучше отсюда.
Он не мог насытиться ею. День за днем, ночь за ночью его продолжало восхищать ее своеобразие, хотя случалось, что и бесило, выводило из равновесия, но всякая подобная стычка заканчивалась у них исступленным единением.
Лишь через четыре месяца Джек встал перед выбором, и все закончилось так, как он и планировал в самом начале.
Джек Хадсон эффектно разбил ей сердце.
Три года спустя
Лилиан Кольбер по-прежнему изыскивала средства, чтобы сделать «Хадсон пикчерс» лучшей кинокомпанией в ряду себе подобных. А для этого она предприняла действительно беспроигрышную попытку. Лилиан поставила первым пунктом производственного плана создание документального фильма, посвященного одному из самых легендарных сражений Второй мировой с параллельным раскрытием истории романтических отношений между ней и ее супругом Чарлзом в вынужденной разлуке.
Этот проект должен был вывести на совершенно новый уровень потенциал компании «Хадсон пикчерс» и фамилию Хадсон вообще. Во всяком случае, такие надежды возлагались на биографический роман в письмах между драматическим расставанием и встречей с победой. Компания продюсеров уже точно дозировала, сколько в конечном кинопродукте должно быть суровых исторических реалий и слезоточивого мыла.
Анонс был приурочен к ежегодной вечеринке по случаю празднования Дня святого Валентина в особняке, служащем главной резиденцией семьи Хадсон.
Когда Джеку стало известно о планах всемогущественной бабушки, молодой предприниматель уже представлял себе, с какими сложностями придется столкнуться.
Еще неделю назад, когда он в последний раз навещал свою бабушку для согласования отдельных аспектов текущего кинопроизводства, она ни словом не обмолвилась о своих амбициозных планах. Тогда он застал Лилиан просматривающей сценарии из огромной кипы подобных, которые как обычно высились стопкой возле ее кресла. Лилиан не слишком утруждала себя бережным обращением с бесчисленными плодами творчества безвестных сценаристов, мечтающих сделать себе имя в киноиндустрии.
Но в тот день она решила изменить своей презрительной манере и даже протянула Джеку сценарий, на обложке которого было обозначено название и имя автора. И если название не показалось Джеку примечательным («Волна» – что такого особенного?), то имя сценариста заставило его призадуматься, поскольку это был не кто иной, как Сэс Кэссиди. И вот теперь он узнает, в чем именно состояла основная фабула рукописи, которую оценила его крайне разборчивая бабушка.
На подобных мероприятиях в особняке Хадсонов шампанское «Дом Периньон» лилось рекой. Джек мысленно подсчитывал бюджет очередной вечеринки, которую закатила хозяйка. Он не был сквалыгой, но не всегда понимал безудержных трат, единственным оправданием которых является желание Лилиан пустить пыль в глаза и заставить всех говорить о своих неограниченных возможностях.
Джек Хадсон как никто другой знал, как быстро забываются подобные подробности, в особенности, если на всю катушку начинаешь пользоваться щедростью принимающей стороны. Все, что тебе после таких вечеринок остается, – это тяжелая голова на следующий день и смутное недовольство собой и всем миром. Если до тридцати лет это чувство легко выправлялось бутылкой пива, то теперь нейтрализовать его становилось все сложнее и сложнее.
Но празднование было пока в самом начале. Собравшиеся еще помнили, по какому поводу съехались этим вечером в особняк Хадсонов. Веселились как могли, некоторые уже покачивались и кружились в такт вкрадчиво звучащей живой музыке с бокалами упомянутого шампанского в руках.
Джек обходил дозором владения своей властной бабки. Он сам выбрал себе эту миссию, чтобы суметь подольше сохранить трезвый пристрастный взгляд, который, как ему казалось, именно этим вечером может очень пригодиться.
Как известно, неприятности обычно не объявляют о себе, да и долго ждать их не приходится. В любую минуту могла произойти нежелательная встреча.
Лилиан Кольбер в свойственной ей манере распоряжалась внуком, как распоряжалась бы своим дворецким, садовником или шофером. Пожилая дама требовала, чтобы внук каждую секунду оставался у нее на виду, дабы она в любой момент могла воспользоваться его услугами.
Это требование подразумевало также и то, что внук обязан был оставаться вменяемым до окончания вечера. Но не пить совершенно Джек тоже не мог, вот и приходилось ограничивать себя даже в такой малости, быть, что называется, постоянно во всеоружии.
– Мне это кажется, дорогой, или ты действительно не в восторге от услышанного? – спросила его Лилиан, когда он проследовал мимо.
Джек вынужден был остановиться. Осмотревшись по сторонам, он приблизился к своей бабке.
Невзирая на свой элегантный возраст, выглядела она изумительно. Конечно, этому способствовали всевозможные ухищрения, но и без них Лилиан Кольбер смотрелась бы свежо, оставаясь при этом бесспорной легендой как старого, так и нового Голливуда.
Эта женщина умела себя подать.
Искусно сшитое, мерцающее вечернее платье удлиняло и стройнило и без того подтянутую, пропорционально сложенную фигуру пожилой женщины. Тем более что платье это было скроено специально для нее дизайнером, с которым она сотрудничала с незапамятных времен. Она умела ценить представителей старой школы кутюрье, которые собственные руками создавали небожителей и муз на все времена, прикасались к телам тех, чье сияние продолжалось даже после их физической смерти. Суховатую шею Лилиан украшало массивное бриллиантовое колье. Пронзительные синие глаза, эффектно оттененные серебристыми прядями, обрамляющими благородное нестареющее лицо, проникали в самую душу собеседника, понуждая его быть предельно искренним.
