— Исключительно опасно. Ваш аппендикс может прорваться, и тогда неминуем перитонит.
— Это как с Дудини и Валентино. — Надя была потрясена. — Они ведь умерли?
— Совершенно верно. Однако времена меняются, — ответил доктор, доставая из кармана куртки стетоскоп. — Впрочем, не я был их врачом…
— Как долго я пробуду в больнице?
— Два дня, если все будет хорошо.
— Так оно и должно быть.
— Так я планирую. — Он надел фонендоскоп и снова откинул простыню.
— Однажды я писала о воздействии мозга на тело. Удивительно, какой силой обладает мысль, вы не находите? Она способна даже изменить всю жизнь человека.
— Вероятно. Сделайте глубокий вдох, пожалуйста, — велел Ален, просунув руку между отворотами ее халата. У нее была кремовая, не тронутая загаром кожа, а слева от груди он заметил полянку веснушек.
Сердце у нее билось чуть ускоренно, но ровно.
— Покашляйте, пожалуйста.
Это оказалось больно, глаза Нади округлились и потемнели, а рот сжался.
— Извините, — пробормотал доктор. — Вот почти и все.
— Прекрасно, — прошептала Надя, закрывая глаза. Ее кожа, казалось, побледнела еще больше, а глаза, полуприкрытые веками, стали прозрачнее.
Ален Смит убрал фонендоскоп и накрыл ее простыней.
— Позвонить кому-нибудь от вашего имени?
Надя нахмурилась в задумчивости.
— Лучше всего заведующему типографией, Джону Хубену. Кто-то должен сказать моей дочери Эльвире, а он ей как дядюшка.
— Сколько вашей дочке?
— Скоро десять, но она довольно взрослая для своего возраста — она мне постоянно напоминает об этом.
— Где она сейчас?
— Дома, в постели. — Надя сморщилась от внезапного приступа боли, потом медленно продолжила: — Мы живем в квартире над редакцией. Один из работников остался с нею, когда Джон повез меня сюда, он обещал заглядывать к ней время от времени. — Между ее бровями прорезались две морщинки, а глаза чуть затуманились. — Обычно я прошу посидеть с ней Эдду Карпентер. Элли начала брать у нее уроки музыки. Надеюсь, вы знаете ее?
Доктор кивнул:
— Я позабочусь об этом.
Она вздохнула с облегчением:
— Буду вам очень признательна, доктор.
Эдда была библиотекарем на пенсии и городским философом, известным своими добрыми делами и хорошим отношением к душам заблудшим. Она же была самым близким другом, какого только мог позволить себе Ален.
— Кое-кто считает ее чересчур мягкой.
— Только не я. Должен же присутствовать какой-то раздражитель в обществе. Так интереснее.
Доктор подавил улыбку. Надя — газетчица, и об этом не следует забывать.
— А у вас есть дети, доктор Смит?
— Во всяком случае, я об этом не знаю. А теперь откройте, пожалуйста, рот и скажите «а».
— Ар-р… — скривилась она.
Когда он осмотрел ее рот и горло, она спросила:
— А вам хочется их иметь?
— В данный момент сие от меня не зависит.
— Вы не женаты?
— Нет.
— Разведены?
— Нет.
— Овдовели?
— Нет.
— А, так вы гей?
Такое предположение не удивило его. Еще бы. Холостяк тридцати восьми лет, даже не пытающийся ухаживать за женщинами, всегда подозрителен.
— Нет, миссис Адам, я ваш врач, у которого, ко всему прочему, времени в обрез.
— Извините меня за назойливость.
Ален пожал плечами.
— Такая уж у вас профессия.
…Так, лимфатические узлы вроде в норме. Щитовидка вполне допустимого размера. Кожа — мягкая на ощупь. Податливая.
— Вам что же, не нравятся дети? — Миссис Адам не только любопытна, но еще и настойчива.
— Они мне безразличны.
— И это не мое дело, да?
В этот момент Элен заглянула в палату и спросила:
— Так я звоню?
Ален кивнул:
— Да, и предупредите лабораторию — надо будет проследить за кровью.
— Хорошо. — Элен ободряюще улыбнулась пациентке. — Не волнуйтесь, миссис Адам, вы в хороших руках.
— Чудесная женщина, — прошептала Надя, когда сиделка вышла. — Очень чуткая. — Ее взгляд задержался на лице врача. — Как и вы, доктор, мне кажется.
Ален помрачнел. Вот уж нет, просто ученый тип, механик со скальпелем, только и всего.
— Элен приготовит вам бумаги на подпись, — проронил он. — А я тем временем позвоню Эдде Карпентер.
В операционной оказалось холодно, как в морозилке, и, как ни странно, весело. Куда бы ни взглянула Надя, всюду торчали попискивающие и подмигивающие аппараты, большинство из которых было подсоединено к ней в самых неподходящих местах.
— У меня нет времени болеть, — бормотала она, соображая, уж не набили ли ей в самом деле рот ватой.
Операционная сестра в зеленой хирургической одежде усмехнулась в маску.
Надя прикрыла глаза на пару секунд. Все будет прекрасно, медленно и четко сказала она себе. Об Элли позаботятся. Джон займется газетой. Она мысленно улыбнулась. Забота стала образом ее жизни. Забота об Элли и ее адаптации к маленькому городку после жизни в мегаполисе. О газете, требующей слишком много денег… О докторе со скалоподобным лицом и грустными глазами…
Что-то щелкнуло рядом с ее головой, любопытство заставило ее разлепить веки и посмотреть туда, откуда раздался звук: она увидела большие руки, что так нежно ощупывали ее час назад.
Как бы дрейфуя на блаженном облаке, Надя вдруг вообразила, как те же руки прижимают ее к своей широкой груди, а губы шепчут ласковые слова между чувственными поцелуями.
Зачарованный принц в хирургической одежде, сонно улыбнулась она. Принц с глубоко посаженными голубыми глазами, с серыми льдинками в глубине. Со слишком грубо вылепленным лицом доктор и близко не напоминал роскошных мужчин, окружавших ее в Лос-Анджелесе. Бывший муж Фред был одним из таких типов. Они разошлись потому, что у нее не хватило терпения на его бесконечные интрижки.
…Встреча с Фредом произошла в университете. Надя заканчивала факультет журналистики, а Фред там преподавал. Их брак продлился чуть больше четырех лет. Ей так и не пришлось тогда последовать по стопам отца-редактора. Развод она пережила почти безболезненно, без тех кошмарных скандалов, которые довелось испытать ее подругам. И даже сумела сохранить своеобразную дружбу — Фред иногда навещал Элли.
…Так ужасно она чувствовала себя только во время родов. Но тогда у нее была надежда увидеть свое дитя, и она поддерживала ее, когда боль становилась невыносимой.
Сейчас же ей не за что было зацепиться, кроме сочной, успокаивающей модуляции голоса доктора Смита, терпеливо и подробно объясняющего ей ход операции.
Этот голос, эти глаза… Они встречались. Где-то… Хмурясь, она прилагала усилия, пытаясь что-то вспомнить… Ощущения приходили и уходили, оставляя ее все более уверенной в исходе операции.
