– Благодарю вас.
– Я разведена, – воспользовалась она случаем.
– Это хорошо или плохо?
Она пожала плечами:
– Не знаю, я еще не решила.
– Что же привело вас в Техас?
– Мой день рождения.
Она сделала кислое лицо, а он поймал себя на том, что улыбается.
– Это так плохо?
– Мне исполняется сорок!
Он так примерно и думал. Хотя для своего возраста выглядела прекрасно.
– Переживете. Я пережил, два с половиной года назад.
– Вы – мужчина, вам к лицу седина.
– Пойдемте, я провожу вас до коттеджа.
– Мои кузины решили устроить в мою честь пикник, – сказала она, идя с ним рядом.
– Черные воздушные шарики и сладкий пирог с кремом в виде надгробной плиты?
– Именно. – Она остановилась и взглянула на него. – А что вы делали на свое сорокалетие?
Он постарался не нахмуриться. В свое сорокалетие он через всю хижину швырнул протез и вдребезги разнес лампу. Шэрон любила пошутить по поводу его сорокового дня рождения, но так до него и не дожила.
– Совершенно верно. Когда переваливает за сорок, становится тошно.
Джулианн засмеялась:
– О, такой человек мне по сердцу.
Он тоже засмеялся.
– Я ненавижу каждую его минуту.
– Значит, вы окажете моральную поддержку моему юбилею.
– Полагаю, окажу, – согласился он. – В конце концов, никому не следует проходить это в одиночку.
– Аминь, – вздохнула она и подставила лицо солнцу. – И никому не следует быть поводом для сладкого пирога в виде надгробной плиты.
«Или хоронить жену», – подумал он.
Дальше они шли молча, миновали несколько больших грилей для барбекю, множество затененных скамеек для пикников и экологически чистый огород шеф-повара.
Возле коттеджа Бобби показал на автомобильную стоянку:
– Мне туда.
– О'кей. Думаю, я запишусь на первый урок верховой езды на завтра. Для этого следует обратиться к портье?
Он кивнул.
– Знаете, кто будет вашим инструктором?
– Вы? – спросила она. – Мой товарищ по сорокалетию?
– Ну, да, – он коснулся шляпы, – старый ковбой к вашим услугам.
– Значит, увидимся завтра, старичок.
– Увидимся.
Он прошел немного и остановился, чтобы еще раз бросить взгляд на волосы Джулианн. Но она уже ушла.
Бобби достал ключи. Интересно, что сказала бы Джулианн Маккензи, если бы он рассказал ей правду о своей жене?
Что Шэрон Элк доверилась ему в ту ночь, когда умерла.
В ту ночь, когда он убил ее.
Джулианн сидела на краешке кровати и сосредоточенно разглядывала цветную брошюру.
Над головой у нее нависали дубовые балки, посреди комнаты стоял кипарисовый столик, а у стены – сундук из кедра, окна были набраны из мелких кусков стекла. Вдохновителями такой архитектуры, прочла Джулианн в брошюре, были немецкие эмигранты, которые первыми поселились в Техасе. Но красочные корзины и глиняная посуда свидетельствовали о вкусах семейства Элк, индейцев племени чироки.
Надеясь найти что-нибудь о семье Бобби, Джулианн пролистала всю брошюру, но информация касалась только ранчо.
– Так что он говорил?
Джулианн подняла глаза. Кей сидела за столом, наблюдая за ней. Вообще-то кузины остановились в соседнем номере, но, кажется, решили сидеть у нее до тех пор, пока не выпытают все подробности о Бобби Элке.
– Он принял мои извинения.
– И? – строго потребовала Кей.
– И мы говорили о моем дне рождения. О том, что мне перевалит за сорок.
– Ты сказала ему, что разведена?
Джулианн кивнула:
– Упомянула.
– Мы думаем, что он как раз то, что тебе нужно. – Кей послала Мен мимолетную усмешку. Та тоже сидела за столом, но не так близко, как черноволосая чертовка Кей. Мен, у которой были, кстати, ангельские золотые локоны, склонила голову, прислушиваясь к ответам Джулианн.
– Интересно, каким образом я назначу ему свидание? Я ведь собираюсь пробыть здесь всего неделю.
– Мы как раз об этом думали, – снова заговорила Кей. – Нужно что-нибудь быстренькое, нетрудное и забавное.
Джулианн на мгновение застыла.
– Вы имеете в виду роман? Вы что, совсем очумели? – За всю свою жизнь она спала только с одним мужчиной. И за него же вышла замуж. – Я не занимаюсь делами подобного рода.
– Подумай, Джул: секс с незнакомым красавцем. Это именно то, что нужно, чтобы вытащить тебя из твоего болота. – Лицо Кей осветилось озорной улыбкой. – Считай Бобби Элка дополнительной премией.
– А как насчет болезней, передающихся половым путем?
– Можешь быть уверена, существует вполне доступная защита, – тихо подсказала Мен. – Можно держать презервативы в выдвижном ящике. Или даже в кошельке.
У Джулианн голова пошла кругом. Кузины находились здесь всего три часа, а уже подумали о пачке презервативов и подходящем мужчине, к которому следует отправиться с этой пачкой.
Кей сделала глоток диетической содовой:
– Пришло время возвращаться к жизни, Джул, ты в разводе уже два года.
Джулианн заметно нервничала.
– А если я начну с ним заигрывать, а он меня отвергнет? – Она расстроилась от одного только предположения. Ей захотелось задушить кузин за то, что они заронили ей в голову такую безумную идею.
– Просто подумай об этом, – хладнокровно, как всегда, предложила Мен.
– Пусть денек-другой разогревается, – поддержала Кей. – С этим спешить не следует.
Пусть разогревается? Что она имеет в виду?
Джулианн запаниковала. Ее пронимала дрожь от одной только мысли, что она может оказаться в постели с Бобби Элком.
На следующее утро Бобби проснулся и начал трясти искалеченной ногой.
Фантомные боли. Нервы не знают, что у него нет ноги.
Зато знал Бобби Элк. Человек, который никогда ничего не терял.
Сейчас фантомные боли появлялись редко, поэтому он закрыл глаза и просто ждал, когда они прекратятся.
Наконец Бобби открыл глаза и выругался – кажется, с отдыхом покончено.
Он оглядел спальню и глубоко вздохнул. После смерти жены он покинул дом и теперь жил в крошечной хижине, приткнувшейся к склону холма, среди деревьев и цветов.
Бобби поднялся, подтянул к себе костыли и отправился в ванную, вглядываясь в приспособления, сделанные собственными руками: поручни, за которые он хватался по дороге в душ, стул для душа. За последние три года они стали привычными, но сегодня опять заставили его почувствовать себя калекой.
Черт, а он терпеть не мог жалеть себя!
Он – здоровый мужик, деятельный и сильный, финансово независимый. У него масса поводов благодарить судьбу. Но сегодня утром у Бобби не было душевных сил возносить благодарности, сегодня утром он чувствовал себя тем, кем был на самом деле, – сорокадвухлетним вдовцом.