Господи, как же она возбудилась! Дрожь не проходит никак. Вот ужас-то! Выходит, все то, что она когда-то чувствовала к нему, просто на время, где-то там, в глубине ее существа, заснуло? И каждый раз, когда она его видела, это усиливалось, накапливалось, ждало своего времени?
Все смешалось: стыд, отвращение и глубокая жалось к самой себе. Стыд — потому что она, пусть мысленно, изменяла мужу. Отвращение — потому что ведет себя как взбесившаяся самка: мужчина лишь дотронулся до нее, наверняка ни о чем таком и не помышляя, а она… готова! И все-таки сильнее всего ей было жалко себя. Бренту никогда не удавалось возбудить ее так, как это походя сделал Скотт. И с этим ничего не поделаешь… «Ну и сокровище ты, девочка!» — удивляясь себе, подумала Дон, когда добралась наконец до стойки.
— На сей раз двойной, Тони! — Она протянула бокал бармену, изобразив на лице беззаботную улыбку.
Тони широко улыбнулся в ответ и заговорщически подмигнул:
— Давно пора! — Он один знал, что очаровательная хозяйка дома до сих пор пила только чистую воду.
— Спасибо, Тони! — Поднеся бокал к губам, Дон не торопясь оглядела толпившихся гостей. Кто они такие? С какой стати Брент пригласил их в день ее приезда? В этом их парижском доме они почти никогда не бывали вдвоем, всегда тут проходной двор, вечно какие-то незнакомые люди. И хоть бы когда-нибудь Брент сказал о гостях заранее! А главное, почему-то именно она должна их всех развлекать, он же обычно уматывает со своими дружками-гонщиками, и хорошо, если заявится к концу вечера. Вот и сегодня Брент неизвестно где, а она тут… Слезинка медленно выкатилась из уголка глаза, поползла по щеке. Надо срочно выйти хотя бы на минутку, а то она сейчас прямо здесь разревется, и все подумают, что у Брента жена — психопатка. У входной двери стоит Скотт, значит, туда ей нельзя, остается балкон. В отчаянии Дон двинулась через толпу, увертываясь от танцующих парочек, старательно обходя шумные компании любителей анекдотов и сплетен. Голову на всякий случай опустила — не видеть бы никогда эти рожи.
Фу, наконец-то можно вдохнуть свежего воздуха, хорошо, что с реки ветерок! Ей вроде стало получше. Дон подошла к балюстраде, поставила бокал. Весна в Париже — совсем неплохо…
— Ищешь уединения? Старый знакомый не помешает?
Дон чуть не подпрыгнула. Господи, ну что ему надо? Неужели не понимает? Она изобразила приветливую улыбку. Какой же он красивый, мужественный!
— Там так шумно и душно, — произнесла Дон и постаралась непринужденно откинуться на балюстраду. — И ночь такая, что грешно оставаться в доме. — Она сказала это ровным, мягким тоном — только бы он не догадался, что у нее на душе.
— Пожалуй… — Скотт, не отрываясь, смотрел на ее лицо.
Дон поежилась под этим взглядом и почти физически ощутила его мягкое прикосновение: вот он обласкал ее крутые скулы, задержался в углублениях щек, прошелся по носу, потом прямо-таки впился в губы… Хватит, хватит же, надо что-то говорить, отвлечь его!
— Правда чудесно — опять в Париже?
Чтобы как-то подкрепить шаткое равновесие, которое ей вроде бы удалось обрести, Дон приложилась к бокалу, сделала глоток, но слишком большой — подавилась, закашлялась.
— Что с тобой? — В голосе Скотта звучала неподдельная тревога. Он подошел ближе, но Дон отмахнулась.
— Ничего, все в порядке, — прохрипела она и отошла подальше от него, туда, где стоял стол. Пусть думает, что она просто ищет куда бы поставить бокал. Откинула прядь с лица, заправила ее за ухо.
Скотту хотелось спросить, почему она сегодня такая нервная. Всегда холодно-собранная, даже в стрессовых ситуациях, в этот вечер Дон была просто неузнаваема. Однако вместо этого он просто показал на бокал:
— Выпьешь еще?
— Нет, спасибо, с меня хватит.
«Во всех смыслах», — подумала Дон про себя. Ее взгляд непроизвольно остановился на обручальном кольце — шикарном, с алмазиками и изумрудом. К глазам снова подступили слезы. Все это не осталось незамеченным Скоттом. «Крутит это свое кольцо, — думал он, — будто хочет его сорвать и выбросить. Конечно, Дон уже давно поняла, что ее брак с Брентом совсем не то, о чем она мечтала. Но, разумеется, винит во всем вовсе не мужа, а только себя. Так уж она устроена. И это ее доконает».
Ему нестерпимо захотелось обнять ее, прижать к себе, защитить от всех, от собственных страхов в особенности, и держать так, пока печаль не уйдет из этих прекрасных глаз. Но Скотт отвернулся, вцепился своими большими, сильными руками в балюстраду и окаменел, глядя невидящими глазами на все еще шумную улицу внизу.
«Слава Богу, вроде перестал на меня глазеть», — подумала Дон. Теперь она и сама могла им полюбоваться. Высокий, серый костюм сидит на нем, как влитой. Пожалуй, внешне Брент ничуть не хуже, даже поизящнее. Правда, у него нет такой твердости в линии подбородка и милой ямочки. Волосы у Скотта густые, темные, подстрижены по моде, достаточно даже света уличных фонарей, чтобы они сверкали; длинноваты немного — спускаются на воротник, но концы ровные, следит за прической…
«И как это тебя никакая красотка до сих пор не подцепила?» — вдруг с удивлением подумала Дон.
Впрямь странно: симпатичный, богатый и в двадцать девять лет еще не женатый. Скотт тоже начинал гонщиком. Но если Брент все всаживал в свои машины, он — прикупал недвижимость, потом на доходы от нее скупал за границей и в Штатах акции. Прямо как царь Мидас: все, к чему ни прикасался, превращалось в золото.
Скотт резко повернулся, перехватил ее взгляд, обращенный на него, и не мог скрыть своего удовлетворения.
— Надолго в Париж?
Кровь бросилась ей в лицо.
— Завтра уезжаем. Хотим посмотреть Францию. — Дон сделала глубокий вдох. — А потом Брент предлагает съездить в Испанию. Там у его друга где-то есть вилла, кажется на Коста дель Соль…
Она улыбнулась. Две недели. Они будут вместе с Брентом — достаточно, чтобы прийти к окончательному выводу, стоит ли их брак того, чтобы его продолжать… Или она наконец поймет, что Брент ей просто друг, любящий, конечно, но эгоистичный, безответственный, и по большому счету равнодушный к ней, как женщине. В любом случае она не станет делать ему больно. Возможно, они расстанутся, но в ее сердце для него навсегда останется какое-то местечко.
— Жаль, что ты не задержишься здесь подольше, — сказал Скотт. — Я тут по делам, но пару дней мог бы выкроить. Надеялся провести их с тобой… Ну, разумеется, и с Брентом тоже.
Дон показалось, что он по-настоящему расстроен. Она вновь почувствовала себя не в своей тарелке. Нет, надо бежать и бежать подальше от этого мужчины! Одним только взглядом, одной улыбкой, одним прикосновением он рождает в ней какие-то сумасшедшие ощущения. Она двинулась к двери, но Скотт остановил ее.
