Жозе привычным жестом провела рукой по лбу, зачесывая волосы вверх. Отросшая челка тут же осыпалась обратно. Она посмотрелась в мутное запотевшее стекло и с сожалением вспомнила свои косички, с которых все начиналось. Ей нравилась эта прическа, она ей очень шла и совершенно не делала лицо глупым или детским. Примерно со второго курса Жозе заплетала себе две коротких косички, потому что густые и не очень длинные волосы было бессмысленно собирать, например, в примитивный хвост. У Жозе был прекрасный лоб, с очень красивой линией волос, и она всегда старалась «открывать» лицо, даже взгляд при этом становился особенный…
– Ты не обижайся, но так ты похожа на смазливую куклу! – сказал ей Марк.
Она все равно обиделась, но не сильно, коль скоро о своей «смазливости» ей уже приходилось слышать от самых разных людей. У нее была типичная французская внешность: остренькое личико с чувственными губами и высокими скулами, удлиненные глаза и густые темные брови, немного низкие, но в этом был ее своеобразный шарм. Когда Жозе совсем не красилась, она была очень красива. А краситься она перестала уже на первом курсе университета, как только научилась распознавать суррогат и безвкусицу.
В общем, все шло замечательно, пока однажды Марк не сказал, что сейчас он намерен сделать из нее настоящую женщину и отвел ее к какому-то своему парикмахеру, к которому выстраивались очереди из половины Парижа. Тот оказался профессионалом высшего класса и… сотворил с ней непоправимое: сделал челку, которая закрыла лоб, и постриг ее волосы короткой лесенкой под Мирэй Матье, с одной только разницей, что Жозе была светловолосой. Да, прическа ей очень шла, но теперь она и вправду напоминала себе одну дорогую куклу, которую выпросила у мамы в детстве. Несколько раз она пыталась отрастить волосы, но Марк упрямо говорил, что так ему нравится гораздо больше, и всякий раз она, как покорная овца, посещала этого дурацкого парикмахера.
Полгода назад она сказала: хватит. Эта решительность касалась, конечно же, не только прически, но и всего в целом. Всего того, что сделал с ней Марк. Жозе была не робкого десятка, с детства могла постоять за себя и свои права, но с Марком тягаться оказалось просто невозможно.
Он слишком хорошо изучил ее за три года, и после первых ее попыток что-то поменять заявил: либо они продолжают жить по-старому, либо расходятся по разным квартирам. Потрясенная, разочарованная и запуганная Жозе потом долго вспоминала этот жесткий его монолог, удивляясь, насколько многолик ее мужчина (Жозе всегда пропускала слово «любимый»), и на время отступила.
Этот человек подавлял ее своим авторитетом, как асфальтоукладочный каток, и любой аргумент против его логики был бессилен. Может быть, поэтому они и сошлись: при ее характере ей нужен был очень сильный мужчина. Но не настолько… Жозе сникла, смирилась и уговорила себя подождать. К тому же их слишком многое уже связывало: общая квартира, купленная пополам на сбережения Жозе и доходы Марка, общие друзья, капризная кошка Сицилия…
Завтра Марку исполнится тридцать лет. Наверное, он мог бы найти женщину под стать себе, но вряд ли взрослая особа позволит вылепить из себя столь удобную и подходящую во всех отношениях игрушку, иногда мрачно думала Жозе…
– Вам плохо, мадемуазель? – сквозь дрему услышала она.
– Что, простите? – Жозе словно очнулась, заново оценив обстановку вокруг себя.
Себастьян махал у нее под носом рукой, проверяя реакцию, дама в шарфе участливо рассматривала ее, перегнувшись через спинку сиденья, трое мужчин о чем-то тихо переговаривались.
– У вас такое лицо, как будто вы увидели у меня за спиной призрак. Дать вам попить?
– Я бы выпила вина, если у вас есть. Очень холодно.
– Э, в таких случаях вино не поможет! – заметил Себастьян с интонацией волшебника, который исполняет все желания.
Жак сокрушенно развел руками:
– Увы, мадемуазель. Могу предложить только компот.
Новый пассажир наконец тоже повернулся к ней:
– Простите, что не заметил вас сразу, когда вошел. Но вы дремали, и я не стал вас тревожить. Меня зовут Шарль.
– Меня – Жозе.
– А давайте-ка посмотрим, что у меня есть! – снова подал голос Себастьян, засовывая руку в свой загадочный мешок, который, видимо, заменял ему дорожную сумку. Сейчас он, судя по выражению лица, должен достать оттуда подарок. Он таинственно обвел глазами публику, выжидая театральную паузу, после чего извлек из сумки бутылку коньяка. – Это мне подарили приятели, которых я навещал. Ну что ж… Нужно делиться, а то мадемуазель замерзнет.
– Это нечестно! – запротестовал Жак. – Вам-то хорошо, а я буду чувствовать себя полным идиотом в вашей теплой компании.
– Вы можете расслабиться завтра, вспоминая эту веселую историю, когда мы все приедем домой, – сказал Шарль. – Хотя… полицейских здесь нет.
– Да, но… а впрочем! Веселенькую же ночь вы устроите мне, если дождь утихнет и придется ехать… Я вообще-то не люблю коньяк.
Первой предложили выпить Жозе, как самой нуждающейся. От резкого вкуса и крепости напитка у нее тотчас пробежал огонь по жилам, а противная дрожь в руках и коленях стала отступать. Она блаженно откинулась на спинку сиденья, прикрыв глаза. Жак хотел что-то сказать ей, но Шарль предостерегающе поднес палец к губам и показал ему, чтобы тот отошел. Жак обиделся на этот жест. Ведет себя, как будто она его собственность! А ведь это он, Жак, полдороги потратил на то, чтобы с ней подружиться. И ведь это он, вообще-то…
Жозе разлепила глаза. Теперь ей было спокойно и хотелось спать. Но лучше всего, конечно, лежа.
– У меня есть предложение, – услышала она у себя над ухом голос Шарля, – поехали ко мне?
– Ну и хороший у вас коньяк, Себастьян! – захохотала дама в шарфе.
– А я не шучу. Почему бы и нет? Решать Жаку! Но если мы проскочим одно неприятное местечко, дальше дорога пойдет вверх и будет ровная.
– «Неприятное местечко» – это то, где осталась ваша машина? – заносчиво спросил Жак.
– Да, точно. Но для автобуса там не страшно. Если, конечно, мы не будем сидеть здесь еще час.
– А у вас места хватит? – поинтересовалась дама в шарфе. – У вас большой дом?
– Не маленький. Он летний, его придется, конечно, протопить как следует, но отдельную комнату каждому из пассажиров я обещаю. Разумеется, вам – на двоих.
– Но как же вы бросили машину? – не унимался Жак.
– Да с ней ничего не будет! В такой глуши и в такую погоду… Разве что, как я сказал, – она уплывет или останется под водой. Кстати, вы хотели провести мелкий ремонт, так вот: завтра утром вы сможете как следует осмотреть ваш автобус в теплом светлом гараже. Разве это – не аргумент?
