Он поднялся и подошел к застекленной двери на террасу.
— А, так вот куда ушел твой отец, Роланд. Что он собирается делать в саду в феврале?
— У него там много дел. Он увлекается садоводством и, если делать там нечего, все равно что-нибудь придумает!
Лестер погрузился в воспоминания.
— В таком случае очень хорошо, что в доме сейчас нет маленьких детей, которые играли бы в крикет на лужайке. Помните, как мы по очереди играли, передавая друг другу биту и мячик?
— Да, в свое время мы разбили несколько стекол, помнишь? — Роланд повернулся к сестре, которая даже не пошевельнулась в кресле. — И… чуть не разбили кое-кому голову. Помнишь тот знаменитый случай, когда Элиза попала под мяч?
— Боже мой, даже вспомнить страшно, — подмигнул Лестер.
— Я тебе подавал, помнишь? — продолжал Роланд. — Ты как раз занес биту, чтобы отбить мяч, а Элиза пробегала прямо перед тобой, и бита со всего размаху попала ей по голове.
— Она полетела через всю лужайку, да так и осталась лежать там. Как она кричала! Мне показалось, что я ее убил или, во всяком случае, проломил ей голову! Но как ни странно, врач не нашел у нее никакой серьезной травмы, — подхватил Лестер.
— Она ведь так и не простила тебя за тот случай. Тебе это известно?
Лестер подошел к камину и остановился, глядя на девушку сверху вниз. В ее глазах играли отблески пламени.
— Это правда, Элиза? Ты меня так и не простила?
Она кивнула:
— А когда после этого ты стал дразнить мен «крикетным мячом», я тебя и вовсе возненавидела.
Роланд тоже подошел к ним.
— Но однажды настал день, когда она отыгралась за все. Ты обхватил ее голову и притворился, будто посылаешь ее мне вместо мяча.
— Да, конечно, я помню. Она извернулась и укусила меня, маленькая злобная чертовка. Ее зубы так глубоко вонзились, что чуть было не пришлось накладывать швы на рану.
Он следил за ее реакцией, но она молчала, глядя на догорающие угли. Лестер, сунув руки в карманы, склонил голову к ней и спросил полушутливо:
— А что, она теперь всегда такая молчаливая и покорная?
Роланд кивнул:
— Да, кажется, теперь ее уже ничего не вдохновляет.
— Ничего? — переспросил Лестер. — Совсем ничего, Элиза? — Его усмешка была многозначительной. — Это можно считать вызовом?
Она, не шевелясь, смотрела на него неподвижным взглядом.
— Держу пари, — продолжал он. — Она изменилась еще больше, чем я думал. Где та маленькая вред ная злючка, которую я знал? Я помню, как она визжала всякий раз, когда ей что-то не нравилось. Она была маленьким ужасом, правда, Роланд? — Он улыбнулся, заметив по ее глазам, как в ней растет раздражение. — Я даже помню, как однажды сказал, что совсем не завидую тому, что у тебя есть сестра, и что я не хотел бы быть ее братом ни за какие коврижки.
Оба захохотали, и она невольно почувствовала себя вновь переброшенной в детство. Она снова была маленькой девочкой, а они — двумя мальчишками, сводившими ее с ума своими издевками. Они были старше ее, сильнее и умнее, а она была беспомощной разъяренной малышкой, совсем беззащитной перед их мужской грубостью. И ей хотелось искусать их, чтобы отплатить за все обиды. Она густо покраснела и закусила губу. Лестер усмехнулся, и она почти услышала его мысли: «Наконец-то хоть какая-то заметная реакция».
Роланд наклонился, чтобы раздуть огонь, и взял пустое ведерко. Сказав, что скоро вернется, он вышел на улицу за углем.
Лестер уселся в кресло, и некоторое время стояла тишина. Свежеподброшенный в огонь уголь зашипел, и пламя снова рванулось вверх, сине-зеленое и желтое, как будто вне себя от радости, что его вернули к жизни.
— Значит, злобный маленький тигренок превратился в тихую ручную мышку — какое разочарование!
Эта насмешка, сказанная как будто в заключение рассказа о маленькой девочке, возмутила ее и вырвала из привычной бесстрастности. Но она лишь слегка повела плечами, словно для того, чтобы сбросить досадный груз.
Лестер продолжал все тем же провокационным тоном:
— Значит, ты так и не простила меня за то, что я тогда с тобой сделал? Даже если учесть, что это бы ла случайность. — Он пристально смотрел на нее. — А теперь я тебе кое-что покажу. Подойди сюда, Элиза.
Его повелительный тон возмутил девушку, и какое-то мгновение она не двигалась с места. Потом, опять чувствуя себя ребенком, которым командует ненавистный друг ее брата, она медленно выбралась из глубокого кресла и встала на коврик рядом с Лестером. Она откинула назад волосы обеими руками и постаралась разгладить складки на юбке.
Он поднял правую руку, повернув ее тыльной стороной.
— Присмотрись повнимательнее. Это шрам, видишь? Тот самый, который оставили твои зубы много лет назад. Это не был несчастный случай. Это повреждение было нанесено мне умышленно одной мстительной маленькой чертовкой по имени Элиза Леннан. Так что теперь я уже не могу ее забыть, понимаешь? Хочется мне или нет, придется объяснять всем и каждому, кто спросит, в том числе моей жене, когда она у меня появится, моим детям и внукам. Это напоминание о тебе, покуда я жив. — Он притянул ее и заставил сесть на ручку кресла. — Так вот, почему же я должен простить ее за умышленно нанесенную рану, если она до сих пор не может меня простить за тот случайный удар?
Элиза дернулась, стараясь отойти от него, чтобы избежать ответа на вопрос, но он крепко держал ее за запястье. Она беспомощно покачала головой.
— Прости, Лестер, я же не знала… Но… — Она снова посмотрела на шрам и нахмурилась. — Но ведь я уже ничем не могу помочь тебе, разве не так?
— Нет, ты никак не сможешь заставить этот шрам исчезнуть, это правда. Но… Так, у меня появилась одна мысль. — В глазах его что-то блеснуло. — Кое-что ты все-таки можешь сделать, чтобы эта рана затянулась. — Он понизил голос до шепота, злорадного, торжествующего, сводящего ее с ума. — Ты можешь его поцеловать.
Она затаила дыхание и уставилась на него.
— Ты не можешь говорить это серьезно.
Он увидел, что она колеблется, и поднес свою руку к ее губам.
— Давай. После стольких лет, что я ношу твою отметину на руке, думаю, я заслужил что-то вроде извинения или возмещения, акт послушания, нанесение бальзама — от тебя, которая и стала причиной моей раны.
Охваченная нелепым чувством вины, она двинулась, как будто под гипнозом, и потянулась к его руке, но как только ее пальцы прикоснулись к его плоти, до нее дошло, что происходит: он снова стал противным другом ее старшего брата, который смеется и издевается над ней, как и раньше. И она почти попалась в его ловко расставленную ловушку.
