– Я и сама могла бы догадаться! Его офис рядом, за углом. Я сбегаю к нему.
– Подождите, давайте сначала все-таки позвоним, сейчас я найду номер… – Ричард вошел в дом – Шадия следовала за ним по пятам, – отыскал в записной книжке телефонный номер агента, позвонил в офис и поговорил с секретаршей, затем повесил трубку и обратился к Шадии: – Агента нет на месте. Но вы, разумеется, можете взять запасной ключ.
Шадия сорвалась с места.
– Бегу! – воскликнула она на ходу и вылетела из домика.
В прихожей под дверью лежал конверт. Ричард быстро пробежал глазами очередное послание главного редактора и вздохнул. Это был еще один отказ в заграничной рабочей поездке.
«Зайди ко мне в офис. Мне нужно поговорить с тобой» – так заканчивалось письмо.
Ричард скомкал лист бумаги, швырнул через всю комнату в мусорную корзину и вышел на улицу.
Сто лет тому назад домики, в одном из которых он теперь жил, были не чем иным, как конюшней. Они стояли в глубине садов, окружающих большие викторианские дома, выстроенные по обеим сторонам аллеи. После Второй мировой войны конюшни переделали под жилье, и нашлось немало желающих поселиться в них. Стены выкрасили в яркие цвета, к окнам приделали большие ящики для цветов. Дверь жилища Ричарда была выкрашена алой краской, на ней красовалась медная львиная голова с кольцом в зубах, используемым в качестве дверного молотка; в ящике под окном он посадил герань.
Стоял душный июньский полдень. Казалось, от жары все вокруг погрузилось в сладкую дрему. Из садов доносился аромат цветов и цветущих деревьев. Большинство обитателей домиков в это время находились на службе. Среди них не было людей семейных – не те условия. Здесь селились либо люди одинокие, либо молодожены, не успевшие обзавестись детьми.
Рич вскарабкался на подоконник соседнего домика, и его взгляду открылась уютная гостиная, выдержанная в нежно-зеленом и белом тонах. Комната была пустой и безукоризненно чистой.
Он надеялся, что со стороны не выглядит идиотом, – Шадия Тази вполне могла преувеличить драматизм ситуации. Но что, если она права? Вдруг рыжеволосая и в самом деле нуждается в срочной помощи?
Наконец-то он мог кому-то помочь, кого-то спасти. Рич тяжело переживал свою бесполезность, когда оказывался в районе боевых действий, – он видел, что там происходит, сообщал о ходе событий, но был не в силах помочь страдающим людям. И его переполняло чувство вины перед ними.
Он был едва знаком с этой рыжей. Кстати, как называла ее Шадия? Ах да, Сьюзен, вспомнил он. Нельзя сказать, что редкое имя! Но оно красотке очень подходит.
Он хорошо помнил девушку – что уж тут поделаешь! Тонкое лицо, грива рыжих волос, грациозная фигура врезались в память.
Он соскочил с подоконника и стал стучать в дверь домика.
– Сьюзен? Сьюзен, вы дома? Откройте!
Тишина. И он вдруг почувствовал, что здесь и в самом деле что-то неладно. Его работа способствовала развитию интуиции.
Разумеется, не всегда предчувствия подтверждаются. Иногда судьбе удается тебя обхитрить. Жители одной деревни, где он как-то переночевал, теперь либо мертвы, либо остались без крова. Он так и видел белые домики с красными крышами, утопающими в цветущих деревьях. Он был очарован ею, воспринимал ее как оазис спокойствия в этом сумасшедшем мире.
Возможно, именно прибытие съемочной группы привлекло к ней внимание противника. Не успели они приехать, как среди мирной тишины разорвался первый снаряд. И через несколько часов от деревни остались лишь дымящиеся руины и воронки, и он был совершенно бессилен прекратить разрушение, как-то помочь людям… Единственное, что Рич мог, – это рассказать миру о том, что происходит в этой точке земного шара, рискуя собственной жизнью и жизнью своих коллег.
Всем, кроме него, повезло – операторам, звукорежиссеру, руководителю группы. Они вышли из этого ада без единой царапины. Только Ричард был ранен. Его вывезли из района боевых действий и отправили на родину, где ему было обеспечено лечение в одной из лучших клиник. Он получил ранение в голову, ничего серьезного: пуля проделала неглубокую бороздку, кровавый пробор в волосах. Однако Рич стал чутко реагировать на перемену погоды, особенно на изменение атмосферного давления. Ранение в ногу оставило больший след – он слегка прихрамывал, что становилось особенно заметным, когда он уставал. Но врачи заверили, что со временем это пройдет.
Уверенность, что чувство опасности не обманывает, не оставляла его.
– Сьюзен! Откройте дверь, или мне придется войти к вам без разрешения! – крикнул он.
Строители, занимавшиеся модернизацией домиков, использовали материалы, не отличавшиеся большой прочностью, он не сомневался, что вышибить дверь не составит особого труда.
Но следует ли ему рисковать своим здоровьем ради того, чтобы ворваться в дом? Ранение в ногу по-прежнему давало о себе знать, и он не хотел, чтобы работа врачей пошла насмарку.
И все же можно попытаться проникнуть в дом. Как-то раз Ричард брал интервью у одного профессионального жулика, который с охотой продемонстрировал ему искусство открывать двери гостиничных номеров с помощью кредитной карточки. Никогда прежде Ричу не представлялось подходящего случая применить на практике полученные во время этого интервью сведения. И вот, видимо, такое время пришло.
Он достал из кармана бумажник и вынул из него кредитную карточку. На землю упала фотография, он поднял ее и нахмурился при виде самого себя в костюме для подводного плавания на фоне синего моря и столь же синего неба. Фотография была сделана во время его первой поездки в ту самую страну, которая впоследствии оказалась ввергнутой в пучину гражданской войны. Несколько раз он проводил там отпуск: наслаждался подводным плаванием, жарился на солнце, бродил по живописнейшим местам, восхищался памятниками старины, с наслаждением пил местное вино, ел крестьянскую пищу. Ричард заводил приятельские отношения с местными жителями, пытался понабраться слов неизвестного ему языка – он стремился к этому везде, куда бы ни приезжал. И его не посещало предчувствие трагедии, которая скоро постигнет эту благословенную страну.
Для него было невыразимым мучением вернуться туда и обнаружить некогда мирную, залитую солнцем страну раздираемой на части братоубийственной гражданской бойней, самой жестокой из всех войн. Там он чувствовал себя таким беспомощным, таким бесполезным перед лицом ужасающих страданий, что до сих пор никак не мог избавиться от кошмаров, мучающих его по ночам. В больнице он то и дело просыпался в холодном поту от собственных криков, ругался с медсестрами, доведенный почти до безумия клокотавшей в нем яростью. Он понимал, что избавиться от прошлого он сможет, только похоронив мучающие его воспоминания под грудой новых впечатлений.
