– У меня нет к тебе ненависти, Дэйв. Глаза мужчины вспыхнули насмешкой, но прежде чем Глэдис удалось найти хоть какие-то слова, способные убедить его, Дэйв отвернулся, пошел к дверям на террасу, но застыл на пороге, подставив лицо ветру, и солнце ярко озарило его задумчивое лицо.
Она могла видеть, как поднимается его грудь: Дэйв глубоко вздохнул, словно набрал побольше воздуха перед тем, как произнести нечто важное. Когда он заговорил, голос его звучал монотонно и глухо; казалось, он обращается не к Глэдис, а к пескам и морю:
– В жизни каждого человека наступает момент, когда он сталкивается лицом к лицу с неизбежным. Можно любить кого-нибудь всем своим существом, каждой клеточкой, а потом вдруг находиться рядом с дорогим тебе человеком становится чем-то невозможным, непереносимым. Любовь превращается в ненависть. В гнев. В отчаяние. – После этих слов Глэдис вдруг осознала, что он говорил не о ней, а о себе самом. – Приходит время, когда иссякают силы, – продолжал меж тем Дэйв. – Когда «достаточно» значит «слишком много», и людям нечего больше дать друг другу. Когда бессмысленны попытки добиться невозможного. Мы, вероятно, давно достигли этой точки в отношениях, очевидно, до того как развелись. А почва была подготовлена еще раньше.
Он медленно обернулся к ней, словно думал, что она уже ушла – или просто не хотел, чтобы она увидела его лицо. И Глэдис догадалась почему: таким страданием исказилось его лицо, такая горечь и обида застыли в глазах.
Из-за нее.
– Но у меня оставались мечты, и я не хотел отказываться от них. Теперь я понимаю, что мечты эти были несбыточными. Что продолжать надеяться – то же, что биться головой о кирпичную стену. Я устал, я измотан, внутри пуст… – Он криво усмехнулся. – И я презираю себя за все эти бесплодные попытки.
Бессмысленно сейчас просить у него прощения. Глэдис нечего ответить – ей не найти слов, способных перебросить хотя бы узенький мостик через разделявшую их пропасть боли. Если она кинется к Дейву, обнимет его и скажет, что любит, он попросту не поверит ей.
Дэйв устало поднял руку, словно давал клятву.
– Ты можешь просить меня о чем угодно – и получишь все, чего хочешь, не сомневайся, Глэдис. Но я больше не хочу видеть тебя. Никогда. Я хочу покоя… и одиночества.
Это она тоже понимала и раскаивалась в том, что пришла, заранее пожалела о тех словах, которые собиралась произнести. А что, если просто уйти, так ничего и не сообщив Дэйву? Но их нерожденный ребенок тоже имел свои права. У Глэдис не оставалось выбора; ей следует сказать все и сейчас, и только несколько секунд она еще подбирала слова.
– Я не займу у тебя много времени, – заверила Глэдис. – Полагаю, ты вправе знать, что я ношу твоего ребенка.
На его лице пронеслась целая гамма чувств: потрясение, недоверие, почти сразу переросшее в гнев. В его взгляде читалось только одно – презрение.
– Что еще за мелкая месть, Глэдис? Решила поиграть с прошлым? Предъявить мне то же обвинение, что и та женщина, которая разбила наш брак?
Теперь он поступает со мной так же, как когда-то поступила с ним я, обреченно думала Глэдис, ощущая себя глубоко несчастной и одинокой. Именно теперь, когда мне больше всего нужна его поддержка, он откажет мне в ней.
– Я собиралась только сказать тебе о ребенке, – проговорила она бесцветным голосом. – Хочешь верь, хочешь нет, но это правда.
– О, ради бога! – взорвался Дэйв. – Во что ты предлагаешь мне поверить? В то, что перед тем, как прийти ко мне, ты несколько дней подряд забывала пить таблетки? Ну надо же, какое удобное стечение обстоятельств! Значит, с Майком ты принимала меры предосторожности, а со мной – нет?
Глэдис сжалась от жестокой насмешки. Остатки гордости призывали ее уйти немедленно, но другое чувство заставляло ответить на обвинения.
– Мы с Майком так редко спали вместе, что я обходилась без таблеток. Он пользовался презервативами.
– Тогда почему ты не сказала мне?..
– Потому что не подумала об этом.
– Не подумала! – повторил Дэйв с непередаваемой интонацией.
Щеки Глэдис залила краска стыда, но она постаралась не обращать на это внимания. Она должна открыть Дэйву правду:
– Я никогда не упоминала об этом: в последние шесть месяцев нашего супружества я пыталась забеременеть. Но не получилось. Даже не была уверена, могли ли мы вообще иметь детей…
– Что ж, наверное, и не могли, – отрезал Дэйв. – А презервативы не дают стопроцентной гарантии. Когда ты последний раз спала с Майком?
Такого Глэдис от Дэйва не ожидала. Ни на секунду не предполагала, что он способен сказать такое. От ужаса она не находила слов.
Дэйв сухо и жестко рассмеялся.
– Не говори мне, пожалуйста, будто ты забыла, что я уже проходил через подобное. Может быть, это мой рок, и женщины всегда будут называть меня отцом детей, которых зачал не я. Но ведь ты же тогда даже не сомневалась, что обвинения правдивы, да? Нет, Глэдис Ньюмен не станет поддерживать своего мужчину. Только не тогда, когда ему это особенно нужно. Она выше этого. Нужно просто осудить его и вышвырнуть вон из своей жизни.
Неужели он ни в чем не виноват?.. Глэдис не могла, не хотела верить. Нет, не сейчас… Это оказалось бы слишком страшной, слишком непоправимой ошибкой!
– Может, в отместку за мои былые прегрешения ты собираешься навязать мне ребенка Майка, – продолжал Дэйв. – Ведь, согласись, ты, должно быть, ненавидишь себя за то, что переспала со мной. А, Глэдис? Тебе не терпится добить меня, вонзить мне нож в самое сердце?
Больше Глэдис просто не могла выдержать. Что правильно, что – нет, истина ли, ложь – между ними все кончено. Она выпрямилась, собрав остатки достоинства, и высказала последнее, что думала о Дэйве Флэвине:
– Если бы ты захотел, то мог сделать генетический анализ, чтобы знать наверняка, кто настоящий отец ребенка. Но все так омерзительно, грязно и низко, что я скорее предпочту, чтобы ты думал, будто это действительно ребенок Майка. Тогда тебе никогда не придется видеть нас – ни меня, ни моего ребенка. Исполнится твое желание… остаться одному.
Она заставила себя встать и двинуться к двери, чтобы покинуть квартиру Дэйва и его самого – навсегда. Он не попытался ее остановить, он вообще не произнес ни слова.
Лифт уже ждал Глэдис. Она вошла в кабину, как сомнамбула, не осознавая, что с ней происходит. Выйдя на улицу, она не испытала облегчения – невероятная усталость мешала даже сообразить, куда идти и что делать.
На другой стороне дороги Глэдис увидела остановку автобуса – ну что ж, хоть какая-то цель – и с автоматизмом робота направилась туда. Она сошла с тротуара, не заметив надвигающейся машины. Только пронзительный визг тормозов вывел ее из состояния оцепенения.
