— О чем, интересно, думал Себастьян? — раздраженно проговорила Дженнифер.
Раф внимательно смотрел на нее из-под золотистых бровей.
— К сожалению, ему не пришло в голову оставить нам такую информацию.
Позднее Дженнифер, испытывая неловкость, попросила Рафа отодвинуть тяжелый шкаф, чтобы достать файлы со старыми контрактами и письмами. Среди них был большой альбом, который она попыталась незаметно спрятать в ящик.
Но не тут-то было. Раф с улыбкой взял его и стал листать страницы, разглядывая ее коллекцию аккуратно приклеенных выцветших вырезок.
— У меня дома тоже есть несколько альбомов, — заметил он между прочим, увидев, что она краснеет. — Вначале это было просто для моего собственного архива, а потом... потом я подумал, что когда-нибудь покажу все это...
Раф остановился и несколько виновато посмотрел на Дженнифер, которая закончила за него:
— Покажешь их своим внукам?
— Я просто хотел сказать, что, когда стану старым, покажу, каким я был в молодости, — солгал он в свою защиту.
Подобное Дженнифер не могла себе даже представить. Она была уверена, что с годами
Раф будет становиться только еще лучше, как хорошее вино.
Он провел пальцем по фотографии, на которой был запечатлен задумчивый двадцатилетний молодой человек.
— Вот какой Рафаэль Джордан поразил твое воображение. Я оправдал твои ожидания, когда ты увидела меня воочию?
— Честно говоря, нет, — ответила Дженнифер, глядя прямо ему в глаза.
Он засмеялся.
— Может, ты предпочитаешь, чтобы я остался твоим недосягаемым идеалом?
— Предпочитаю обоих сразу, — коротко ответила она и положила альбом в ящик.
Да, в каком-то смысле сейчас рядом с ней был как реальный мужчина, так и воображаемый идеал, и она наслаждалась лучшим, что было в них обоих. По крайней мере какое-то время... драгоценный «неопределенный период», о котором говорил Раф.
Когда вулкан Руапеху постепенно успокоился, Дженнифер устроила Рафу прогулку по близлежащим окрестностям. Они побывали у термальных источников, где побродили среди шипящих и бурлящих струй и фонтанов, кипящих грязевых бассейнов, глядя на которые можно было только догадываться о неистовых силах природы, бушевавших внутри Руапеху.
Раф, кажется, все сильнее свыкался с мыслью о грядущем отцовстве. Теперь он частенько заглядывал в книгу о воспитании малыша, которую купил, и сообщал Дженнифер обо всех изменениях, происходящих в ее организме в связи с беременностью.
Дженнифер даже не заметила, как с приездом Рафа постепенно сместился центр, на котором сосредоточивалась вся ее жизнь. Ребенок, растущий в ней, оставался драгоценнейшим существом, но уже не единственным, составляющим ее счастье.
Похожие мысли высказал как-то и Раф в беседе с ней.
— Материнство представляется тебе в розовых тонах, — проговорил он. — Ты думаешь, что с ребенком твоя жизнь станет полной, этакий очаровательный островок абсолютного счастья... Но жизнь — сложная штука. Материнство — лишь часть того, что значит быть женщиной. А как же все остальное? Ты не можешь жить только своим ребенком. В этом нет ничего хорошего ни для него, ни для тебя. У тебя есть потребности, желания взрослой женщины, как эмоциональные, так и физические, не имеющие ничего общего с твоими материнскими чувствами. Тебе нужен человек, который может удовлетворить все эти потребности, уравновесить твою жизнь и обеспечить ей перспективу.
— И где же мне найти этот образец благодетели? — спросила она, повернувшись к Рафу.
Он отвел взгляд. На какое-то ужасное мгновение показалось, будто его здесь нет, будто он очень далеко отсюда. С ним бывало подобное в Лондоне. Но потом он посмотрел на Дженнифер, и она увидела в его взгляде решимость.
— То, что есть у нас с тобой... нам обоим приносит только пользу... Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
— Я тоже, — призналась она с большой осторожностью, так как его слова показались ей не слишком искренними. Казалось, то, что он собирался предложить, не доставляло ему слишком много радости. Возможно, он, как и она, сознавал, что его предложение повлечет за собой осложнения.
Но Дженнифер недооценила Рафа, потому что он, схватив ее руки, с жаром сказал:
— Поедем со мной в Лондон, Дженнифер! Нельзя допустить, чтобы все здесь закончилось. Поехали, живи со мной, позволь мне доказать тебе, какими счастливыми мы можем быть, как хорошо мы можем дополнять друг друга в разных ситуациях. Как компаньоны, любовники, партнеры, коллеги, друзья... родители... Я знаю, в прошлый раз, когда ты была в Лондоне, ты очень скучала по дому. Но на этот раз все будет по-другому. Я сделаю все, чтобы ты не чувствовала себя одинокой. Живя со мной, ты ни в чем не будешь ограничена, у тебя будет абсолютная свобода и ты будешь вольна делать все, что тебе захочется. Можешь писать для собственного удовольствия до рождения ребенка, а потом, если захочешь, целыми днями можешь ухаживать за ним или разрешить мне присматривать за малышом, пока ты будешь писать...
— И сколько времени, по-твоему, могут продлиться подобные отношения? — тихо спросила Дженнифер.
Раф прикрыл глаза.
— Мне кажется, пока ты будешь счастлива... Я не надеюсь, что ты останешься со мной, если почувствуешь себя несчастной.
— А что скажут люди, когда узнают, что ты живешь со своей беременной мачехой?
— Но кого это интересует? Хотя, не скрою, мои родственнички попытаются осложнить нам жизнь, но я им не по зубам, со мной им не справиться. Честно говоря, я сомневаюсь, что они и дальше собираются раскачивать лодку, ставить условия на переход имущества по наследству и выступать против тебя в качестве опекуна имущества Джорданов. Если ты волнуешься по поводу возможных сплетен, то не стоит. Лондон далеко не маленький город, и я живу очень уединенной жизнью. — Раф замолчал. Разговор пошел явно не в том направлении. Ему хотелось сделать его более непринужденным и увидеть радостный блеск в глазах Дженнифер. — Кроме того, не стоит забывать, что у нас с тобой одна и та же фамилия. Большинство примут нас за супругов. Нам не придется рассказывать запутанную историю нашего семейства.
— Значит, и в Лондоне нам придется лгать? — возмутилась Дженнифер. — Тебя вполне устроит то, что люди будут считать нас супругами, хотя на самом деле это не так. Не лицемерие ли это?
— В наше время брак не дает гарантий на респектабельность.
— Не все так думают! Например, для моей матери брак имеет большое значение!
— Но твоя мать ведь считает нас супругами.
Он парировал все ее высказывания. Да, искушение согласиться на его предложение было велико, но как она могла связать себя с человеком, не любившим ее? О какой эмоциональной безопасности для ребенка могла идти речь, если она сама ее не чувствовала?
