— Ты не намного старше меня.
— Мое воспитание не позволит мне спросить, сколько тебе лет, но сегодня, увидев Тома, я очень удивился.
— Чему?
— Что ты родила в шестнадцать.
— А я вообще не рожала, — ответила Кэтрин без улыбки.
Повисла пауза. Грег сдвинул брови. Кэтрин могла видеть по его лицу, с какой скоростью несся у него в голове поток мыслей, и скорость эта впечатляла.
— Приемный? — спросил он в конце концов.
Она кивнула. Она не совсем понимала, зачем рассказала ему, но… Наверное, потому, что захотелось. Она давно ни с кем не разговаривала по душам. Кэтрин поняла, что больше не хочет сдерживаться, не хочет запирать собственную душу в себе на ключ, не хочет быть рекой подо льдом, хочет быть живой, и открытой, и резкой, и веселой, и злой — всякой, чтобы при этом оставаться собой…
— Прости, я не хотел причинить тебе боль, — медленно проговорил Грег.
— А ты ни в чем не виноват, и вообще я не об этом.
В глазах у Кэтрин стояли слезы, слезы боли, радости, освобождения, гнева… Слезы всех ярких чувств, которые когда-то она не выплакала. Она весело, дерзко тряхнула головой — необычный для нее жест, но такой… настоящий.
— Ты совсем другая.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты совсем не похожа на ту женщину, которой кажешься с первого взгляда.
— А какой я кажусь с первого взгляда?
— Сдержанной, строгой, замкнутой, спокойной и холодной, как стальной стержень. И при этом ломкой, как тонкая льдинка. Но это все — неживые предметы, я не хочу даже сравнивать тебя настоящую с ними.
— Сравни с чем-нибудь еще, — предложила Кэтрин с улыбкой.
Грег заметил, что, когда женщины кокетничают, они как будто поддевают мужчину острыми крючками, подкалывают, иногда весьма чувствительно. Или приглашают к чему-то «ну о-очень неприличному». А Кэтрин этой улыбкой тоже приглашала, но только… на праздник или на увеселительную прогулку.
— Ну, я думаю, сравнение со стихией подойдет. Она очень красивая, и у нее есть душа, что бы кто ни говорил.
Кэтрин улыбнулась так тепло, что как будто сама испугалась этой улыбки.
— Ты похожа на ветер. На ветер с дождем. Когда над равниной идет дождь, и ветер гонит его, колышет, как занавесь из струй. И на облака, которые быстро-быстро бегут по небу, подсвеченные солнцем. И на рассвет над морем, когда на лазурном небе розоватые облака, а вода в лучах солнца — как жидкое золото.
— Ты пишешь стихи?
— Нет.
— А ведь мог бы.
— Я не очень люблю стихи. Я люблю, когда женщина красивая. Предпочитаю красоту в такой форме.
— Почему?
— Ею можно обладать.
Если бы из-под Кэтрин внезапно выдернули стул, она чувствовала бы себя примерно так же.
— Я сказал что-то не то? — спросил Грег.
— Для вас, мужчин, обладание — это так важно?
— Как и для вас, женщин, принадлежность. Когда мужчина чувствует, что у него есть кто-то, за кого он отвечает, кого ему нужно защищать и оберегать, у него есть смысл жизни. Когда женщина чувствует, что она принадлежит кому-то, что он защищает ее, она может расслабиться и заниматься своими делами спокойно: рожать детей, хранить очаг…
— Тебя послушать — становится непонятно, почему мы ушли из каменного века. Неужели ты думаешь, что женские обязанности сводятся к тому, чтобы сидеть дома и воспитывать детей?
— Ты передергиваешь. Я ничего такого не говорил.
— Но…
— Я сказал — заниматься своими делами. Включая все остальное, будь то посещение солярия или написание диссертации по энтомологии. Но дети — это главное. Или ты со мной не согласна?
Кэтрин казалось, что от ее молчания у нее самой вот-вот лопнут барабанные перепонки. Она смотрела в тарелку, словно пыталась оживить взглядом кусок отбивной.
Проскользнула несвязанная с разговором мысль: а ведь вкусно. Есть простое мясо с кровью — вкусно и приятно, и никаких тебе угрызений совести. И как только Дэвиду удалось сделать из нее травоядное? Косуля, ничего не скажешь…
Грег воспринял ее сосредоточенное молчание как немой протест.
— Откуда же тогда появляются приемные дети? Почему их кто-то берет и воспитывает как своих? И любит?
— А ты жестокий. — Она посмотрела на него исподлобья.
— Да. Иначе я не смог бы делать свою работу.
— А тебе самому есть кого защищать? Смысл жизни у тебя есть? — спросила она, прищурившись.
— Я защищаю правду. Закон. Всех.
— Значит, никого.
Грег поставил бокал с вином на стол так, словно хотел вдавить его в столешницу.
— Квиты!
Кэтрин улыбнулась одной стороной рта:
— Это самое необыкновенное свидание, которое у меня было в жизни. Я уже начинаю опасаться скандала и драки.
— Драки не будет. Я сильнее тебя в пятнадцать раз.
Кэтрин нервно рассмеялась.
— И не думай, что я стану тебе поддаваться, — продолжил Грег, глядя на нее с таким выражением на лице, что было непонятно, подтрунивает он или говорит серьезно. — Я избавился от этой этикетной привычки. У меня часто бывают в суде противники-женщины. И с ними надо держать ухо востро. И правда мне намного дороже, чем образ джентльмена в их глазах.
— И что, изобьешь меня в туалете, скрутишь, затолкаешь в машину и повезешь к себе — обладать? — с кривой усмешкой поинтересовалась Кэтрин.
И этот бред поставил Грега в тупик. Он мотнул головой:
— Что ты такое говоришь?
Кэтрин одеревенела, будто ее облили жидким азотом. Грег видел, как напряжены ее плечи, как судорожно вцепилась она пальцами в край стола.
— П-прости. Я… я действительно что-то не то сказала. Чушь. Наверное, вино в голову ударило. Я сейчас. — Она стряхнула с себя ледяную корочку и выскользнула из-за стола.
— Ты куда? — Грег почему-то испугался.
— Какие нескромные вопросы ты задаешь! — Она улыбнулась. — Попудрить носик, конечно.
В дамской комнате было светло, восхитительно шумела в кране ледяная вода. Кэтрин хотелось улизнуть через форточку. Глупость, и, разумеется, она этого не сделает, но хотеть-то ей никто не мешает! Она смотрела в большое зеркало, будто специально созданное для тщеславных женщин, чтобы они могли полюбоваться лишний раз своим вечерним туалетом, и оно казалось ей ненужно огромным. Ее интересовало только собственное лицо. На нем резко выделялись ставшие огромными глаза. Отчаянные глаза. Да, это самое необычное свидание в ее жизни. У нее их и было-то не так уж много, но весь ее опыт, включая увиденное в фильмах и услышанное от подруг, подсказывал, что, когда мужчина ведет женщину на свидание, он пытается ее очаровать, и в ход идут все возможные приемы: любезности, комплименты… И вообще, ухаживать значит ухаживать. Во всех смыслах.
