Дениза Алистер - Любовь упрямцев

— Селма? Что случилось?

Она судорожно сглотнула.

— Я не голодна.

— И это все?

Селма кивнула, боясь взглянуть на его лицо и увидеть в глазах отблески прошлой любви. Нет, это не должно повториться снова. Еще раз пройти через былые муки не хватит никаких сил.

— Поставь поднос на стол, пожалуйста, я позавтракаю позже. — Ее голос звучал неестественно. Адам подноса не взял, и она снова опустила его на колени. — Я пока не хочу вставать.

— Дорогая моя, в чем дело? — спокойно произнес он.

В ответ — молчание.

— Я не уйду, Селма, пока ты мне не ответишь. Я имею право знать, почему вдруг после ночи, которая была у нас с тобой, ты ведешь себя так, словно произошла какая-то трагедия? Может, я что-то не так сказал? Или сделал?

Нет, все было хорошо, прекрасно и просто замечательно. Только вот мечты не превратились в реальность.

— Это была ошибка, моя ошибка. Мне не надо было устраивать этот ужин. Я…

— О чем ты?

— О прошлой ночи. — Селма судорожно перевела дыхание. — Все это очень похоже на то, как было раньше.

— Но что же в этом плохого?

— То, что прошлой ночью это было не по-настоящему! Мы как будто… разыгрывали старую историю.

— Мне очень нравилась старая история, — ровным голосом произнес Адам. — Но, я думаю, ни один из нас не притворялся вчера. — Он взял ее за руку. — Селма, посмотри на меня. Скажи мне, что было не так в той нашей старой истории?

Женщина судорожно вздохнула.

— Я тебе была не нужна.

— Не понимаю, о чем ты?

— Я уже говорила, что все было так хорошо, когда ты возвращался, а я ждала тебя и готовилась к твоему приезду. Но мое отсутствие тебя вовсе не трогало. Грустно признаваться самой себе: я сумела стать для тебя удобной женой, но не сумела стать необходимой.

— Откуда тебе знать, что творилось у меня в душе, когда я не заставал тебя дома?

Селма ощутила приступ гнева. Она подняла глаза на бывшего мужа.

— Что ты все про мое отсутствие! Куда чаще отсутствовал ты! Когда бы ни позвонила — мужа нет на месте. Даже в три часа ночи! — Селма вскочила на постели, опрокинув чашку с кофе. Поднос упал на пол, и весь завтрак разлетелся в разные стороны. Последствия ее неловкости лишь прибавили досады и горечи. С болью прозвучали слова: — Где ты был ночами? И с кем?

Вопросы, которые мучили женщину столь долго, всегда оставались без ответа, потому что она попросту никогда их и не задавала Адаму. Одному богу известно, как страдала она хотя бы в итальянской поездке. Все время высчитывала, когда стоит позвонить мужу. Четыре утра в Риме — десять вечера в Нью-Йорке. Значит, он дома.

Они тогда уже несколько месяцев не виделись, и Селма с трудом выдерживала разлуку. Хотелось услышать голос любимого, хотелось сказать ему, что ей плохо без него, что любит, что торопится к нему.

Набрала нужный номер. Послышались гудки — один, второй… двадцатый… Положила трубку. Попыталась перебороть отчаяние. Уговаривала себя — может быть, муж принимает душ и не слышит звонка? Или его пригласили друзья на ужин, и он еще не вернулся. Перезвоню! И что же?

Так никто и не снял трубку.

Снова несложные подсчеты: в Риме шесть утра, значит, в Нью-Йорке почти полночь. Муж, видимо, уже спит. Она наверняка разбудит его, если позвонит сейчас! Плевать! Пусть проснется. Но опять где-то в далекой Америке раздались никем не услышанные телефонные звонки.

Только не паниковать! Не давать воли подозрениям и ревности! Что, если Адам попал в аварию и в данную минуту находится в больнице? Он, может быть, страдает от боли?..

Сама со всем виновата — сидела бы дома, и все было бы в порядке. О своей вине подумала вскользь. О его — думала все время, с горечью и болью.

Так, в Нью-Йорке половина первого ночи. Снова — никого.

В полдень по римскому времени — в Нью-Йорке шесть утра — сделала еще одну попытку дозвониться. Напрасная надежда… Позже позвонила мужу на работу. Раздраженная секретарша сообщила, что господин Симмонс на совещании и его нельзя беспокоить.

Первое чувство — радость: он на работе, значит, жив и невредим. Но следом подкралась безрадостная, злая мыслишка: где же и с кем был муж всю ночь?

— Передайте ему, что звонила жена из Рима, — сказала она секретарше и повесила трубку.

Симмонс позвонил через три часа.

— Селма? Мне передали, что ты звонила.

— Да… — Как хотелось сказать ему, что, мол, люблю, скучаю, тороплюсь к тебе. Но не шли с языка подобные слова. Раздражение и боль подсказывали другие выражения. Однако сумела сдержаться. Пусть он сейчас говорит.

Вот бы сейчас взял и сказал, что любит, что хочет ее, мечтает о ней по ночам. Ну же! Говори! А услышала?

— У тебя все в порядке? Я тут веду борьбу с бюрократией. Если я когда-нибудь засяду за бумажную рутину, привяжи меня к стулу и вызови психиатра.

— Хорошо. Я выполню твою просьбу.

— Ну ладно, мне пора возвращаться в зал заседаний. Ты звонила по какому-то делу? — Тон деловой, в мыслях человек остался на своем дурацком совещании.

— Я позвонила просто так. — И продолжала молиться: пусть он скажет, что любит меня, что умирает от тоски.

— Ну, привет! Увидимся в следующем месяце.

Стоит где-то там, на краю земли, ее муж — серые, спокойные глаза, волевой подбородок. Высокий, энергичный мужчина, излучающий уверенность. Ему идет строгий, деловой костюм, галстук. Можно представить, какими глазами смотрят на него женщины. Селма попыталась перебороть ревнивую мысль и произнесла почти спокойно:

— Да. Пока, Адам.

Подруга застала ее в слезах. Бросилась утешать. Искать объяснение случившемуся, всячески обходя то единственное объяснение, которое мучило Селму. В конце концов она успокоилась и даже призналась с улыбкой:

— Я, наверное, сама себя накручиваю.

Но спустя три дня стало уже трудно сваливать все на богатое воображение. Днем человек находился на работе. Ночами был неизвестно где. Она звонила домой три ночи подряд в разное время. Все напрасно…

Картина впечатляла: смятая постель, разбросанный по полу завтрак. Заплаканная женщина, судорожно натягивающая на себя простыню. И над всем этим высился внушительный в своем спокойствии Адам Симмонс.

— Три ночи подряд ты не ночевал дома. В чьей же постели ты тогда находился? — От слез ее голос звучал хрипло.

Мужчина так сжал зубы, что на скулах заиграли желваки. В комнате повисло ледяное молчание.

— Может быть, — медленно, намеренно ровным, без модуляций голосом проговорил наконец Адам, — это мне стоит поинтересоваться, с кем ты спала, когда тебя не было дома?