Вайолетт попыталась встать, но Сэм крепко взял ее за запястье. Ей и в голову не пришло бороться. Она бы с ним все равно не справилась и к тому же чувствовала себя совершенно обессилевшей. Сэм опрокинул ее на подушку и притянул к себе.
— Ты не понимаешь, чего хочешь, Вайолетт. Ребенок полностью подчинит себе твою жизнь. У тебя не останется собственных интересов, собственных дел. Все твои мысли будут направлены только на него. Это означает конец карьеры, пойми.
Она лежала и слушала, не шевелясь, и смеялась в душе над картинами будущего, которые рисовал ей Сэм. Потом, когда он замолчал, сказала:
— Помнишь, ты спрашивал, что я хочу получить от тебя? Так вот, я хочу ребенка. С остальным я как-нибудь справлюсь.
— А я не хочу детей, — высказался Сэм напрямую.
— Но почему? Ведь это же естественное желание всех мужчин и женщин?
— Что ты называешь естественным желанием? Продлить свою жизнь в детях? Получить ощущение бессмертия? Это ложные цели.
— Сейчас ты несправедлив ко мне так же, как несправедлив был к тебе твой отец!
— Ничего подобного! Просто мне не нужно самоутверждаться за счет ребенка. Мне вполне достаточно моей собственной жизни.
— Ты жалеешь, что появился на свет?
— Странный вопрос. Конечно же нет.
— Так почему ты лишаешь этой возможности наших детей? Пойми, я женщина. И хочу, чтоб мое тело дало начало новой жизни, являющейся частицей нас с тобой, но при этом самостоятельной.
Ему нечего было ответить на эти слова. Все его возражения были исчерпаны и не приняты ею. Вайолетт хотела ребенка, и Сэм не мог отнять у нее эту мечту.
Он откинулся на подушку. Они лежали рядом, но не касаясь друг друга. Чувство единения куда-то пропало. Нужно было хоть одно слово, чтобы нарушить пугающую тишину, хоть движение, чтоб свести на нет расстояние между ними. Но оба молчали и не двигались.
Вайолетт поняла, что не может больше оставаться с ним. Даже если любишь мужчину такой неистовой любовью, какой любила она, нельзя только отдавать, ничего не получая взамен.
Оставалась маленькая возможность, пожалуй, один шанс на миллион: если она сегодня не выпьет таблетку, то ребенок начнет развиваться в ее чреве. Ребенок, украденный у Сэма…
Но поступить так было бы нечестно не только по отношению к любимому мужчине, но прежде всего по отношению к будущему ребенку, который ни в чем не виноват и которому нужны оба родителя. Безнадежная ситуация. Слезы навернулись на глаза Вайолетт. Она поняла, что не сможет сдержаться, вскочила с кровати и метнулась в ванную, чтобы взять одежду и умыться. Ей не хотелось плакать при Сэме. Это было ее горе, только ее.
Из спальни послышался голос Сэма:
— Что с тобой, что ты делаешь?
Глупый вопрос… Сэм должен был понимать: им больше не о чем говорить!
— Кажется, мне лучше поехать домой. — Вайолетт уже не пыталась сдерживать слезы.
Почти ослепленная ими, она заперла дверь ванной и открыла кран, чтобы умыться холодной водой.
Сэм понимал, что давлением эту ситуацию исправить невозможно. Перед ним не просто захлопнулась дверь. Следуя за любимой женщиной, он должен был сделать шаг, который мог изменить всю его жизнь.
Ему удалось сдержаться, чтобы не вышибить дверь. Сила чувств сейчас главенствовала над физической силой. Стремление иметь детей — естественная потребность двух любящих друг друга людей. Тут Вайолетт была права, возразить ему было нечего.
Женщина создана, чтобы рожать, и никакими доводами ее не убедишь в обратном. Да и вряд ли есть такие доводы. Внутренне он согласился с тем, что она имела право сделать то, что хотела. И она наверняка сделает… Но только ни при его участии. Вот в чем была проблема.
Сэм не хотел ребенка. Но из-за этого мог потерять Вайолетт. Она уже сейчас отдалилась от него. Он взглянул на запертую дверь, слегка тронул ручку.
Чем станет его жизнь без Вайолетт? Сэм уже не мог понять, как жил без нее долгие годы. Женщины, которые ранее были у него, не оставляли никакого следа в душе. От секса он получал чисто физическое удовлетворение — совсем не такое, как с Вайолетт. Ни разу до встречи с ней ему не доводилось испытывать такого накала чувств и уверенности в том, что эти чувства взаимны.
Сэм покачал головой. Будь он проклят, если потеряет Вайолетт! Должна же его любимая понять, что в жизни есть множество вещей, которые вполне могут заменить ей рождение малыша! Вдвоем они могли бы объездить весь мир, посмотреть разные страны, приобщиться к великим культурам. Может быть, когда-нибудь потом он дал бы согласие на ребенка… Наверное, это тридцатилетие так повлияло на ее мысли. Надо было, конечно, сделать ей подарок… Ладно, завтра он купит что-нибудь поинтереснее, чем жемчужное деревце.
Решив немедленно вернуть женщину в постель, он с силой дернул на себя ручку и сорвал замок. Дверь распахнулась. Все его эгоистичные мысли мгновенно испарились. Вайолетт сидела на краю ванны, все еще раздетая, прижимая к животу смятую в ком одежду, словно держала на руках не рожденного пока ребенка…
На ее лице была написана такая вселенская скорбь, что он застыл на месте. Ему показалось, что прошла вечность, прежде чем Вайолетт подняла глаза. Он понял, что она его не видит. Лицо ее было в слезах. Сэм не хотел быть причиной ее горя и подумал, что сделает все, только бы любимая не плакала.
Вайолетт дала ему так много, что он не мог даже поверить, что женщина вообще может дать мужчине столько. Она угадывала все его желания, посвятила ему жизнь. А он не мог исполнить лишь одну, самую заветную ее мечту.
Сэм поднял Вайолетт, прижал к себе, пытаясь растопить тот лед, что сам породил в ее душе. Он целовал ее заплаканные щеки, припухшие губы, покрасневшие глаза. Она казалась ему такой хрупкой и беззащитной… Ее голова послушно легла на его плечо, а руки обняли его шею. Он проглотил подступивший было к горлу комок и сказал:
— Мы попробуем, дорогая моя. Прекращай пить свои таблетки. И пусть случится то, что должно случиться. Пусть у тебя будет ребенок… У нас будет ребенок. Хорошо?
Она с любовью смотрела на него и молчала. Он уложил ее на кровать, отобрал одежду, которую все еще держали ее руки, отбросил в сторону. Потом стал нежно целовать ее живот, опускаясь все ниже и ласково приговаривая:
— Возможно, скоро тут поселится малыш, Вайолетт. Наш ребенок. Не знаю, сумею ли я быть хорошим отцом. Но я абсолютно уверен, что ты станешь прекрасной матерью.
Это была правда. У нее великолепно выходило любое дело, за которое она бралась. Вероятно, материнство не станет исключением.
— С тобой все нормально, милая? Ответь мне.
