Три дня я не просто работала в коттедже — я батрачила. Но радость Адама была достаточной наградой. Он сделал дюжины снимков, фотографируя даже неинтересные места, и ничего, что его вклад по части физического труда был невелик. По правде говоря, у меня одной получалось лучше.
После обеда я занималась платьями для куклы Руфи, и ее радость тоже была наградой.
— Кстати, ты не сказала, как ее зовут, — спросила я как-то утром, наблюдая, как маленькие пальчики уже в который раз застегивают крошечные штанишки. Из всего гардероба они, естественно, вызывали наибольший восторг.
— Хани, — небрежно сказала Руфь. — Ужасно мило. — Она обезоруживающе посмотрела на меня. — «Дебора» тоже мило, но не так, правда ведь?
— Вы не едете? — Утром в воскресенье Колин Камерон уставился на меня, как будто не мог поверить своим ушам. И неудивительно. Я была уверена, что нечасто его приглашение встречало отказ. Вежливо, но твердо я снова отказалась. Это далось мне нелегко, потому что предполагалась поездка к львиному заповеднику в Лонглите, и я бы съездила туда с удовольствием.
— Я думаю, — грустно сказал он, — что это создало бы отличную обстановку, чтобы закончить эту вашу сказку.
— Вы очень добры, — улыбнулась я. — Но, — тут я набралась духу, — я не поняла, что вы меня пригласили, а если бы и поняла, то Адам и я… — Я многозначительно замолчала — еще и потому, что не знала, что сказать. Я не имела ни малейшего представления, чем мы с Адамом собирались заняться.
— Потом вы мне все расскажете, — постаралась я утешить близнецов, и от меня не ускользнуло то, что хотя оба сказали «конечно», никто из них не высказал особого разочарования, когда они отправились, каждый цепляясь за руку Колина: Руфь как маленькая фея в желтом льняном платье, Йен в новой клетчатой рубашке.
— Не поехали? — спросила меня Магда, когда машина Колина отъехала. Ей полагалось бы выглядеть довольной; но как ни странно, заметно было совершенно обратное. Могло это иметь какое-то отношение к тому, что Адам, очевидно также думая, что я еду в Лонглит, договорился показать ей коттедж — или нет?
Понедельник был дождливым, и я читала газету в одной из комнат отдыха, когда услышала:
— Вот, пожалуйста! Лучших бычьих хвостов я не видывал! — В голосе слышалась твердость.
— Но, папа, так нехорошо, — сразу же отозвался другой голос. — Мы же просили нарисовать льва.
— Маленького ребеночка льва, — поддержала Руфь.
Осторожно заглянув под арку, в следующей комнате на диванчике я увидела Колина, старательно склонившего голову над лежащим на коленях блокнотом. Сбоку Йен дышал ему в шею, на полу стояла на коленях Руфь, почти уткнувшись носом в бумагу. Коллега-постоялец в моей комнате восторженно улыбнулся мне.
— Такой хороший отец. По-моему, он приезжает только на выходные. — Я кивнула, и он продолжал: — Не знаете, кто он? Его лицо выглядит очень знакомым.
— Угорь, — с торжеством сказал Колин. — Разозлившийся угорь.
Раздались новые визги, и по шуму было ясно, что его колотят.
Я сидела не шевелясь, по-настоящему осознав, как мне хотелось бы быть с ними. Теперь их активность переключилась на какую-то настольную игру. Снова слышался писк близнецов и мрачный голос Колина:
— Ну-ка, вы двое, как вы с этим справитесь?
И тут Йен оглянулся, заметил меня и подбежал с возгласами:
— Дебора, вы здесь давно? Папа, здесь Дебора!
Впечатления о вчерашнем отличались так же, как и сами близнецы. Для Йена гвоздем программы, к моему удивлению, оказались не животные, а полицейская машина с надписью «негабаритный груз», сопровождавшая громадный трактор, тянувший платформу с сеном. Однако Руфь с энтузиазмом рассказывала о львах, особенно о семействе с папой и мамой впереди и двумя старавшимися не отстать львятами.
— Окна нельзя было открывать, — удовлетворенно сообщил Йен.
— И это его вполне устраивало, — неодобрительно сказал его отец. — Ей, конечно, хотелось набить полную машину львов, если бы только разрешили. Жаль, что вы не смогли поехать, — просто добавил он. — Мне вас не хватало.
Именно такое высказывание, которое мог произнести такой тип мужчины — и быть в это время совершенно искренним. Оно меня не обмануло и не произвело впечатления.
Этим вечером у меня действительно была назначена встреча с Адамом — в его студии, чтобы он меня сфотографировал. Он усадил меня на низкую скамейку с освещением спереди и сверху. Я нервно улыбалась.
— Немного наклонитесь вперед, — приказал он. — Сделайте вид, как будто хотите что-то сказать.
— Я действительно хочу! — парировала я.
Он подошел ко мне и начал суетиться, пригибать мне спину, наклонять голову.
— Ради Бога, выглядите не так напряженно. Я вас не съем.
Но я всегда не терпела фотографироваться, и глубокая сосредоточенность Адама только делала вещи хуже.
— Послушайте, Деб, это же глупо. Расслабьтесь! — нетерпеливо рявкнул он, и я сразу напряглась еще больше. Он сделал один снимок и вздохнул. — Уж этот я точно не вставлю в рамку.
Наверняка это было неважно. У него уже было вставлено достаточно — девочка с котенком, тот же котенок, выглядывающий из мусорной корзинки, старый священник с мудрым морщинистым лицом, невеста в вуали, залитой солнцем, и еще на его столе в рамке фотография… сначала я решила, что это Руфь, потом — чепуха, так не может быть! На портрете ей было лет семнадцать, с волосами до плеч. Но лицо было то же самое, сердечком, с темными фиалковыми глазами и тонкими чертами. Так кто же… Не спрашивая, я все поняла. Это могла быть только Энн Камерон.
В ответ на мой взгляд Адам сказал:
— Фотогеничная, верно? Будем надеяться, что ее дочь будет так же хорошо получаться. Да, я вам не сказал? — Он посмотрел на часы. — Они должны быть здесь с минуты на минуту. Колин хочет сфотографировать детишек, и хотите верьте, хотите нет, решил доверить мне священные физиономии.
— Адам, я пожалуй, пойду, — неловко выговорила я. — Все равно фотографировать меня без толку. Забудем об этом. — Но в это мгновение Джилл открыла дверь студии, и следом, не ожидая приглашения, ворвались Руфь и Иен. Вбежавший первым Йен остановился, заметив длинную фигуру Адама. Руфь протиснулась мимо него, и, широко разведя руки, восторженно обхватила Адама за талию.
Не знаю, кто готовил близнецов к съемке, но никакая мать не могла бы сделать лучше. На Руфи было голубое платье, на Йене — пиджачный костюм с рубашкой и галстуком. Их отец выглядел так же шикарно. Я не часто видела его в темном костюме. И эффект был впечатляющим — крахмальная рубашка, идеально белый платок, причесанные темные волосы, отлично ухоженные руки.
