Забираю у нее сигарету, сжимаю дрожащие ладошки в своих.
— Что случилось? — мне почему-то так страшно становится. Я пока не понимаю зарождающейся внутри паники, но херовое предчувствие растет комом и распирает грудь. — Жень, — глажу большим пальцем кожу на тыльной стороне ее ладони. — Женя, — снова зову, сглатывая ком из собственных нервов. — Скажи мне, кто тебя обидел, и я его уничтожу.
Она резко вскидывает взгляд, в котором читается четкий ответ.
Я? Серьезно? Да когда я успел? Да я вообще не представляю, что надо было сделать, чтобы довести ее до такого состояния.
Встаю. Обняв ее, поднимаю со скамейки и веду к машине. Говорить будем дома.
Она ладошками вытирает слезы, рвано дышит, делая глубокие вдохи. Я под недовольные сигналы водителей, проскакиваю на светофоре в поворот и покрутившись дворами, подъезжаю к нашему временному дому.
— Рассказывай, где я успел накосячить?
Закуриваем с ней одновременно. Руки трясутся у обоих. Пиздец какой-то! Сжимающее, болезненное ощущение внутри никуда не делось.
— Скажи мне, только честно, — она затягивается, красиво откидывает голову на подголовник, выпускает струйку дыма в потолок и закрывает глаза, — у тебя есть какой-то пунктик на взрослых замужних женщинах?
Тааак. Становится все интереснее, но я быстро соображаю, откуда растут ноги.
— С Верой познакомилась? — задаю встречный вопрос.
— Она не представилась.
— Я от тебя не скрывал, что мне всегда нравились женщины старше меня. Считай, что да, это мой бзик. Не люблю инфантильных, эмоционально неуравновешенных ровесниц. Мне с ними скучно, даже если это на один раз. А то, что замужние. Так совпало. Жень, у меня до тебя были женщины. Разные. Сколько? Не считал. Клубы, рестораны, просто ночные покатушки по городу. Всегда можно снять кого-то на ночь. И знаешь, — усмехаюсь, — в такие моменты в паспорт обычно не заглядывают. Вера мне нравилась. У нас не было отношений. У меня до тебя их вообще ни с кем не было. Это не входило в мои планы, — напоминаю ей. — С ней было просто. Никаких взаимных претензий, ревности, выноса мозга. Иногда только она жаловалась на мужа. Он у нее реальный мудак. Вася твой — это так, цветочки, просто тюфяк, а там измены, скандалы. Вот она и оказалась в моей постели в качестве постоянной любовницы почти на целый год. Всем было тупо удобно, хорошо и никаких чувств, только эмоции.
— Она сказала, что ты мудак. Почему?
— А я никогда не говорил, что святой. Но у меня есть принципы, и я их придерживаюсь. Знаешь, я еще ни перед кем не был так открыт как перед тобой. Все, что есть. Все, что ты знаешь, оно настоящее, Жень. Какой смыл притворяться? Меня либо принимают, либо нет. Я не прогибаюсь и не подстраиваюсь ни под кого и ни под что. Ты еще не поняла?
— Вань, — она, наконец, открывает глаза. Поворачивает ко мне голову. Взгляд очень уставший, какой-то затравленный.
Бедная моя девочка. На нее столько всего свалилось. Не вывозит. В этом есть и моя вина. Я давлю. Сильно давлю. Надо бы чуть притормозить, дать ей выдохнуть и принять свою новую, уже свершившуюся жизнь, в которой есть я. И я из этой жизни никуда деваться не планирую. Она теперь у нас общая, одна на двоих.
Жду, когда она скажет нечто, что давит на нее сильнее всего. Весь остальной разговор явно был подводкой.
— Ванечка, она беременна, — выдыхает Женя, глядя мне в глаза. — Говорит, это твой ребенок. Они с мужем не могут, — и голос срывается. По щекам снова текут слезы. — Это правда? Она носит твоего малыша?
— Нет! Нет, ты с ума сошла? Да я понятия не имел про ее беременность. Мы расстались весной еще. В середине апреля где-то. Мне тогда не до всего этого было. Зачеты, подготовка к сессии. Плюс я готовился к поездке к вам в город. Башка наглухо была забита учебными материалами.
— Судя по ее животику, — упавшим голосом говорит Женька, — она где-то там и забеременела. Примерно в середине апреля…
— Она спала с мужем, Жень! Параллельно со мной, трахалась и с мужем, усердно делая бейбика. Да, был у нее заскок. Она хотела ребенка. После нее, — грустно улыбаюсь, — с апреля у меня никого не было. Вообще. Ты тогда спрашивала, чего я такой голодный, помнишь? — кивает. — Вот потому и голодный был, что мой максимум, это подрочить в душе, если станет совсем невыносимо. Это был такой период, когда я не хотел ничего одноразового. Наверное, тогда я уже хотел чего-то более глубокого, интересного и постоянного. Всего, что сейчас у меня есть с тобой и я очень хочу развивать это дальше. С Верой я разберусь. Я обещаю тебе. Да черт! Ты же уже знаешь меня! Ты знаешь, что я все контролирую и сам отвечаю за контрацепцию. И то, что к детям я не готов. Как ты думаешь, при таком раскладе я бы стал внезапно кончать в нее? М? Да я бы скорее сделал это с тобой, чтобы привязать к себе окончательно. Но я, блядь, слишком сильно уважаю свою любимую женщину, чтобы так с ней поступить! — бью ладонями по рулю и снова закуриваю.
Меня уже самого всего трясет. Сигарета в пальцах ломается. Вышвыриваю ее в окно, достаю новую, закуриваю и крепко затягиваюсь. Сердце долбится в ушах, слегка подташнивает на нервяке. Пиздец какой-то! У меня, блядь, закончились все приличные слова!
Докурив, разворачиваюсь вполоборота, смотрю на свою поникшую женщину.
— Жень, тебя эта история никак не коснется, обещаю. Я уверен, что это не мой ребенок. Но разбираться с Верой я буду без тебя. Потом покажу результат.
— А если все же твой?
— Маловероятно. Но если допустить, я уже ничего не смогу изменить. Родит, будут с мужем воспитывать. Нужна будет помощь, буду помогать материально. Я клянусь тебе, меня с ней ничего не связывает. Я тебя люблю. Тебя, понимаешь! Я тебя в семью привел, Женя! Родителям представил своей женщиной. Я уже просил, столько раз просил… Жень, доверяй мне. Пожалуйста. Я ведь ничего больше не прошу у тебя. Я не давал повода для обратного! Не давал! — сигарета в моих руках снова ломается.
— Прости, — она подтягивается, гладит меня по волосам. — Прости, пожалуйста, — сама шмыгает носом. — Просто столько всего навалилось. Развод этот предстоящий, родители твои, отношения, которые только в голове начали укладываться, а тут она еще так сказала. Мне стало страшно.
— Чего ты испугалась, глупенькая. — разворачиваюсь к ней, глажу по лицу.
— Если я правда не смогу тебе родить, когда ты захочешь. А у нее будет твой малыш. И… Ваня… — тяжело сглатывает. — я сегодня поняла, что очень боюсь тебя потерять.
Эти слова гораздо круче любого признания в любви. Это маленькая бомба, которую она запустила мне под кожу. Она там размножилась и взрывается теперь, причиняя лёгкую, но такую приятную боль.
Перетягиваю Женю на колени. Она задевает попой клаксон. Машина сигналит на всю парковку. Мы нервно смеемся, ерзаем, обнимаемся и врезаемся друг другу в губы поцелуем. Хаотичным, болезненным, жадным и очень соленым от ее слез. Меня все еще трясет, ее тоже. Частично избавляться от одежды в машине это капец как неудобно. Ткань трещит, замок на ширинке заедает. Мы смеемся и нетерпеливо справляемся с непростой задачей. Я приподнимаю свою женщину под ягодицы и без предупреждения насаживаю на себя. Вколачиваюсь снизу как можно глубже. Хочу ее все чувствовать, везде, по максимуму.
Мы задыхаемся, продолжая терзать губы друг друга. Она гладит мое тело под футболкой, позволяя полностью рулить процессом.
Да, моя любимая девочка, вот так. Это и есть доверие. Клянусь, даже в таком состоянии, я умею все контролировать.
Она кончает первой. Кусает губы, чтобы не кричать и смотрит мне прямо в глаза, обнимая лицо ладонями. Я тону в этих глазах. Меня до пика взвинчивает ее открытый взгляд. Дергаю ее вверх, практически сажаю на руль, сжимаю член, кончая на собственный живот. Женька даже футболку мне поднять успевает и улыбается припухшими от поцелуев губами.
Лениво тянется к бардачку, достает оттуда пачку влажных салфеток. Они, правда, для машины, но сейчас плевать. Вытираю сперму с кожи и сажаю Женю обратно на колени. Она жмется ко мне всем телом, целует в щеку, ухо, ерзает, не давая прийти в себя.
