— Ты осмеливаешься говорить, что у нас только роман? — буквально прорычал он.
— Ну, мы-то понимаем, что все гораздо глубже, — быстро возразила она. — Но ты посмотри на это глазами Роба. Это разозлит его и причинит боль, и он захочет отомстить — и, возможно, нацелится на тебя. Это погубит вас обоих.
— Стефи, я не хочу терять тебя. Рука сильнее сжала трубку.
— Ты никогда не потеряешь меня, — еле слышно прошептала она. — Никогда не потеряешь мою любовь. Но сейчас мы можем только причинить страдание и боль. Любовь не должна делать этого.
— Я люблю тебя, Стефи.
— И я люблю тебя, Квентин. — Не в силах больше говорить, она положила трубку. Уронив голову на стол, она почувствовала, как тело сотрясается от беззвучных рыданий.
Услышав гудки, он положил трубку, затем дрожащей рукой устало провел по лицу, вытирая навернувшиеся слезы.
Все, чего бы он никогда не пожелал испытать сыну — страдания, мука и боль — все это теперь терзало его. Разум подсказывал, что Стефи права: свое внимание он должен сконцентрировать на Робе. Но сердце истекало кровью, и единственный человек, в чьих силах было вылечить сердце, только что исчез из его жизни.
— Глория, как ты себя чувствуешь?
— Отлично, шеф. — И, после секундного замешательства, спросила: — Голос у тебя какой-то странный. Ты не заболела?
Стефи старалась говорить бодрым голосом.
— Ты догадалась, — солгала она. — Неделя была тяжелая. Ты еще не видела офиса. Тот секретарь, которого я наняла, просто не осилил такой сумасшедшей работы.
— Хм-м. Значит, в понедельник меня ожидает веселенький денек, — вздохнула Глория. — Ты улетаешь в Лос-Анджелес?
— Это одна из причин, по которой я и звоню. — Стефи старалась говорить вполне обычным голосом. — Я останусь там на некоторое время. Позднее дам тебе свои координаты, но не хочу, чтобы ты кому бы то и было говорила, где я. Никому.
Глория откашлялась.
— Даже папе Уарду?
— Даже Квентину.
— Дела обстоят настолько плохо? А я уж было подумала, что проблему с Бобби удалось решить.
— Я тоже так подумала. Но вчера на столе обнаружила вазу с цветами.
— О, Боже мой! Не хочешь приехать ко мне и поговорить? Выпьем чаю.
Стефи всхлипнула.
— Боюсь, что ни чай, ни твои утешения мне не помогут. Мы с Квентином только что расстались.
— Я так сожалею.
Стефи была безутешна.
— Я еще позвоню. — Она посмотрела на свое отражение в зеркале родительской спальни. Напряжение последних дней здорово сказалось на ней. Лицо было осунувшимся, волосы какими-то безжизненными, а глаза — лишь бледной тенью блестевших некогда огромных очей.
Стараясь унять головную боль, она выпила почти пачку аспирина, а в желудке затянулись такие узлы, что он отказывался принимать пищу, позволяя только чай и воду.
— Доброе утро, отец. Ты что, всю ночь бродил по дому?
Квентин поставил на стол чашку кофе.
— Извини, — виновато улыбнулся он. — Я не хотел мешать тебе.
Бобби насыпал полную чашку овсяных хлопьев, залил молоком и положил ложку меда.
— На работе неприятности?
— Да нет.
— Может, ты заболел? — сделал Роберт предположение.
— Может быть. — Квентин попытался помассировать виски, чтобы снять нарастающее напряжение.
— Ты попал в хорошую компанию, — продолжал Роберт, постукивая по воскресной газете. — Вся первая страница посвящена гриппу.
Квентин помешал кофе и добавил молока.
— Ты себя как чувствуешь?
— Отлично. Это все витамины. — Роб кивнул на целую батарею пластиковых баночек, расставленных на холодильнике. — Тебе тоже следовало бы принимать их. Самый естественный способ поддерживать тело и дух в бодром здравии.
«Стефи могла бы делать это», — подумал Квентин. Он снова вздохнул. — Как дела в школе? В последние дни у нас даже не было возможности поговорить.
— Я знаю, как ты был занят, и уважаю твою увлеченность работой, — проговорил Роб, тщательно пережевывая овсянку. — Все идет отлично. Я увлекся фотографией. У Томми невероятно клевая камера. Мы записались в фотоклуб и учимся по-настоящему использовать свет и тени. Я хотел спросить: ты не возражаешь, если я возьму твою камеру?
— Конечно, конечно. Она в ящике стола. Роберт отпил апельсинового сока.
— Послушай, пап, — он поколебался и тяжело вздохнул. — В следующую пятницу в школе отменили занятия. Ты не будешь против, если я устрою вечеринку? Приглашу своих друзей с их подружками. Я помогу миссис Кроуфорд приготовить еду, а потом приберу все.
Кофе застрял в горле Квентина, и он закашлялся.
— Вечеринку? Ну… я думаю, можно. Кого же ты собираешься пригласить в качестве подружки? — Он опасался задавать этот вопрос из боязни услышать имя Стефи.
— Томми.
Челюсть Квентина отвисла. Неужели его сын впал в другую крайность?
— Хм, Роб, — у него вырвался сдавленный смех. — Я не предполагал, что мой сын выберет себе в качестве подружки Томми.
Роб смущенно заморгал.
— Что? Пап, ты чего это? — губы вытянулись в улыбку. — Томми — девочка. Я… я хотел сказать — женщина.
Квентин провел рукой по волосам.
— А мне казалось, у тебя была привязанность к Стефании Бранд.
— Это уже старо, пап. — Он намазал на тост масло. — Я уж там и не работаю.
— Ты… ты что? — прозвучал недоверчивый голос Квентина.
— Во вторник, после школы, я пошел и сказал, что ухожу. — И запихнул почти половину бутерброда в рот. — Занятия в клубе как раз выпадают на рабочие дни. Да ты не волнуйся. Я уже подыскал новую работу, начинаю со следующей недели.
Квентин спокойно сложил руки.
— Постой, постой, три недели назад ты угрожал сбежать из дома, если я буду вмешиваться в твои отношения со Стефи. Две недели назад она была самым прекрасным созданием, которое тебе когда-либо доводилось встречать. Ты был без ума от счастья. И теперь… теперь… — нужные слова не находились.
— Три недели — это целая жизнь, папа, — серьезно возразил Роберт. — Кроме того, Томми приехала только десять дней назад. Это было прямо как наваждение, — задумчиво произнес он. — Она так красива. Высокая, с голубыми глазами и роскошными длинными волосами. Она умница. Собирается стать ветеринарным врачом.
— Я… я понимаю, — еле выдавил Квентин, хотя и сам не был уверен в том, что сказал.
— Она тебе понравится. Да и родители у нее отличные. Может быть, со временем мы и их пригласим в гости, — размечтался Роберт. — Мать Томми сходит с ума по антикварным вещам, она прямо вся загорелась, когда я рассказал ей про наш дом.