на подоконнике и мусор на столе, заляпанное зеркало на стене и сгруженное на диван тело. С отвращением разглядываю то, во что превратился мой родитель.
Как же так? Закусываю губу от обиды.
— Пап, — зову морщась.
— Верка, блядь, — хрипит он сквозь сон. — Где была?..
В абсолютном коматозе.
— Ясно, — прикрывая дверь мямлю, и заглядываю в спальню. — Мам, я тут уберусь пока. Отдыхай.
— Спасибо, Вера, — отвечает она мягко и отворачивается. — Прости.
Озираюсь, расстегиваю замок и скидываю платье, оставаясь в одном белье и сапогах. Красотка, ничего не скажешь.
Принимаюсь за работу, сопя от возмущения. Сначала собираю воду с помощью тряпки, затем вытираю пол участками насухо.
— Тук-тук-тук, — слышится от входной двери, и я вздрагиваю, сначала подумав, что Стёпа пожаловал. Сказал ведь будет ждать на улице.
Но вместо нанятого охранника вижу… мужчину в деловом костюме и строгом пальто.
— Привет, Вер, — здоровается Олег.
Удивленно окидывает меня взглядом, прицокивая:
— Ого. Красиво меня встречаешь.
— Черт, — закатываю глаза.
Быстро открываю дверь ванной комнаты, и прячу полуобнаженное тело в полотенце. Затягиваю потуже узел на груди.
— Как ты… здесь? — пораженно спрашиваю.
Задеваю взглядом приоткрытую дверь за его спиной.
— Шурик тебя сдал, — усмехается он и, расстегнув пальто, закидывает руки в карманы брюк.
— Надо было сначала позвонить, — вздыхаю трудно, подходя ближе, плечом задеваю холодную стену.
Стираю пот со лба и пытаюсь представить, как я сейчас выгляжу. Как атомная война! Хотя может быть, так будет легче разговаривать.
— Ты не берешь трубку, Вера, — с укором произносит он.
Это правда, черт возьми.
Пожалуй, давно стоило поговорить с ним, но я трусливо откладывала этот момент. Изначально не надо было обнадеживать, конечно. Мне стоило сразу понять, что появление Макриса снова устроит в моей размеренной жизни ядерную реакцию. По-другому быть не могло.
Мой отказ обрывать отношения с Олегом всего лишь протест. Детский и дурацкий.
— Прости, Олеж. Я замоталась.
— Что происходит, Вер? Ты сказала, что так надо и я ждал. Не беспокоил тебя первое время и не появлялся. Как щенок.
Морщусь.
— Прекрати, пожалуйста.
— Прекратить что?
— Концентрировать у меня внутри чувство вины, — закусываю губу.
Вот так не по-человечески отнестись к человеку — это совершенно не моё. Я, наоборот, люблю, когда договариваются на берегу, соблюдают личные границы. Уважение к людям — это одна из составляющих моей профессии.
Олег подходит ближе, нависает надо мной. Вжимаюсь в стену сильнее. Тело словно считывает эмоции и каменеет.
Стискиваю узел на полотенце поплотнее.
— Отойди, пожалуйста. Ты не меня давишь.
— Может, так и стоило поступить? — голос Олега напряжённый, а в глазах предупреждение. — Надавить на тебя, запретить, удержать на привязи? Сказать тогда «нет» твоей идее с греком?..
— Я не считаю тебя «щенком», но и сама на собаку мало похожа, чтобы держать меня на привязи, — мотаю головой.
Его взгляд, обжигающий мои плечи, вдруг ощущается чем-то неприятным, инородным. Тем, что тут же хочется смыть.
— А мне кажется так с тобой и надо? — произносит он, крепко сдавливая мои руки с обоих сторон. — Сколько ждать, пока ты со своим греком разберешься?..
Страх вдруг парализует, но характер выбирается наружу.
— Пусти, — пытаюсь вырваться, предательское полотенце падает к ногам. Пока отвлекаюсь на него, пропускаю момент, когда мужское тело припирает меня к стене. Пальцы Олега больно разворачивают мой подбородок, а жесткие губы впиваются в рот. Все мои усилия тщетны, потому что, даже приложив усилия, я не могу сдвинуть его с места.
Казалось бы, куда уж хуже? Но именно в этот момент слева раздается до боли знакомый голос.
— Вижу, что помешал?..
— Дверь была открыта, — холодно произносит Адриан.
Многозначительно осматривает представшую перед его глазами картину и проигнорировав моё отчаянное выражение лица, уставляется на Олега.
По сравнению с доктором Макрис одет слишком неофициально: синие джинсы и черная куртка, но выглядит гораздо серьезнее.
Страх ещё больше захватывает моё тело.
Нет. Это даже не страх, а животный ужас. Он завладевает душой и заставляет её сжаться. Больше всего на свете я бы хотела сейчас оказаться в другом месте. Не здесь, где два моих бывших мужчины столкнулись, как две разгоряченные солнцем скалы. Не здесь, где за одной стеной спит моя больная мама, а за другой — выпивший отец.
— Сам не видишь? Помешал, конечно, — цедит Олег сквозь зубы и ослабляет хватку. — Я со своей женщиной занимаюсь сексом…
Ахаю, от неожиданности и отталкиваю его от себя, быстро схватив полотенце. Прикрываюсь.
Мужчины сцепляются взглядами, и в воздухе становится взрывоопасно.
— Обеспечить своей женщине безопасность — главная мужская задача, — поучительно произносит Адриан.
Он зол, но виду не подаёт. Даже речь без акцента. Хорошо узнав этого человека, я научилась определять его настроение по взмаху головы или тому, как приподнимаются или опускаются черные брови.
Сейчас он в ярости, но пытается себя контролировать.
— Варианта два, — продолжает Макрис. — Или это не твоя женщина, или… — усмехается, — ты не мужик, а… убогий задохлик.
Не сдерживаю улыбки.
— Ах ты мразь, — Олег наконец-то отлепляется от меня, делает шаг и нападает на Адриана, но грек быстро группируется и вместо того, чтобы дать припереть себя к стене, делает разворот и с треском впечатывает в неё соперника.
Надеюсь, это не кости доктора!
— Закрой рот и не дергайся, — цедит Макрис и совершает один удар локтем.
В глазах краснеет.
Работа журналистом подразумевает разные роли. Для того чтобы снять годный сюжет я устраивалась работать официанткой, помогала в госпитале и даже ночевала в палатке перед зданием мэрии, вместе с защитниками лесопарковой зоны, которую застройщики решили заставить каменными коробками-домами.
Но в этот момент я безнадежно теряюсь. В ушах шумит от стыда и запаха крови. Вырывает из этого состояния обеспокоенный голос мамы:
— Вера, кто там? Что у тебя случилось?
— Всё в порядке, мам, — отвечаю громко.
Заинтересовавшись нашим диалогом, Адриан ещё раз быстро пробегается взглядом по просторному коридору. Убогому, но что сейчас уже поделать?..
— Верка, ёб твою мать, — орет отец из своей комнаты, и я морщусь от стыда. — Че ты там устроила?
— Все нормально, пап, — отвечаю, бледнея.
Костяшки пальцев, которыми я удерживаю полотенце, предательски белеют. Кажется, что желудок становится тяжелым, а в животе происходит переворот, как реакция на стресс.
Замираю.
Какие у меня могут быть проблемы? Правда, милый? — задаю глазами вопрос Адриану.
Он, никак не отреагировав, отворачивается. Хватаю платье с вешалки и украдкой стираю досадные слезы.
— Хочу, чтобы вы оба ушли, — нервно выговариваю.
— Вера, — хрипит Олег.
— Оба, — всхлипываю.
Разворачиваюсь, и в одном белье и сапогах ухожу, чтобы скрыться за дверью
