– До сего дня в этом не было необходимости, – заметил Бенедикт. – Может, вы, Ванесса, научите меня отдыхать.
Она пропустила это мимо ушей и демонстративно молчала, пока не подошла к машине. Здесь она остановилась и нахмурилась, увидев рядом с передним колесом показавшуюся ей знакомой плетеную корзину с крышкой.
– Откуда она взялась?
– Это Кейт прислала. Для пикника.
– Пикника?
– По словам Кейт, вы сказали ей, что собираетесь на пляж, и уехали прежде, чем она успела что-нибудь собрать вам на завтрак. Она говорит, в хорошую погоду, вы часто брали с собой на пляж сандвичи, но на этот раз были чем-то озабочены и просто забыли попросить ее об этом.
Ванесса проклинала свое непомерное чувство ответственности, заставлявшее ее каждый раз сообщать, куда она отлучается, чтобы можно было ее найти. Однако она поздравила себя с тем, что ощущение пустоты в желудке, возможно, вызвано не только тем, что Бенедикт выбивает ее из колеи.
– Я не голодна.
Он бросил на нее скептический взгляд.
– Ну, а я хочу есть, так что можете просто посидеть и посмотреть, как я ем, прежде чем мы поедем.
– Мы? – Внезапно она заметила, что на берегу стоит только ее машина. – А где ваш автомобиль?
– Меня подбросил один из штукатуров. Он живет в Тапу и поехал домой позавтракать.
– Считаете, все так и должно быть, не так ли?
– Не думаю, что вы настолько бессердечны, что уедете и бросите своего хозяина здесь одного.
Ванесса прищурилась.
– Это угроза?
– Опять вы со своей паранойей. Бога ради, Ванесса, что, по-вашему, я могу вам сделать на общественном пляже?
Он поднял корзину и направился к огромному изогнутому дереву погутукавы, чьи сучковатые ветви свисали над крутым травянистым склоном ниже поворота дороги. Мгновение спустя она неохотно последовала за ним.
Когда она, нарочито помедлив, подошла, Бенедикт уже расстелил одеяло поверх высокой, пружинистой травы.
– Надеюсь, вы не станете стоять у меня над душой, пока я ем. Сядьте. Научитесь отдыхать, Ванесса, – поддразнил он, присаживаясь на одеяло и скидывая куртку, прежде чем начать копаться в корзине.
Она села и тут же ощутила странное чувство отрезанности от мира. Под их тяжестью одеяло очень сильно примяло траву, так что ниже по склону и впереди им было видно только море. Они ощутили себя полностью отрезанными от остального пляжа и дороги наверху. Здесь, в защищенном от ветра месте, было так тепло, что Ванесса расстегнула молнию парки и сняла ее, расправив вязаный жакет из пушистой серой ангоры.
– Здесь уютно, как в гнездышке, да? – пробормотал Бенедикт, пугающе-точно вторя ее мыслям. – Только посмотрите на себя. Пушистая, как птенчик. Хотите кофе или шампанского?
Ванесса поглядела на хрустальный стакан и чашку фирмы «Ройял Доултон», которые он протягивал ей, потом на серебряные приборы и накрахмаленные белые салфетки, разложенные на неровной поверхности одеяла. Для Бенедикта Сэвиджа только самое лучшее. Всегда.
– Кофе, пожалуйста, – чопорно произнесла она.
– Правильно, чтобы не болела голова, – вежливо произнес он, доставая термос из нержавеющей стали и наливая в чашку дымящийся кофе. – Молоко и сахар, миледи?
– Благодарю вас, нет.
Бенедикт передал ей чашку и налил еще одну для себя. Он развернул еду; сандвичи с беконом и яичницей, маринованные холодные цыплята, сливочный золотистый новозеландский чеддер, хрустящий домашний хлеб и маринованные огурчики, которые, как помнила Ванесса, она сама помогала консервировать.
– Довольно неловко получается: я должен спрашивать у вас самые простые вещи о том, что вам нравится и что не нравится, а вам все обо мне известно, – пробормотал Бенедикт, наблюдая, как она пьет кофе.
– Ну, положим, не все, – автоматически возразила Ванесса.
– И все же я чувствую себя в невыгодном положении.
Если это и была победа, то просто ничтожная, однако ей было приятно узнать, что он хоть в чем-то чувствует себя неуверенно. Ванесса не смогла удержаться от легкой самодовольной усмешки, когда весело произнесла:
– Ну, вот, теперь вы знаете, какой кофе я люблю.
Он ласково следил за тем, как на какую-то ничтожную долю она стала менее настороженной.
– М-м-м… Может, съедите что-нибудь, хотя я знаю, что вы не голодны.
У нее и так уже текли слюнки при виде всего этого разложенного перед ней великолепия. Поэтому она не стала возражать, когда он серебряным ножичком с гравировкой нарезал пирог и положил по кусочку на две тарелки. Прежде чем передать тарелку, он, несколько рисуясь, расправил салфетку и наклонился, чтобы поставить ее ей на колени.
– Как вы считаете, из меня бы вышел хороший дворецкий? – иронически спросил он.
Это было так неожиданно, что она выпалила правду:
– Господи, конечно нет!
– Это было сказано от души. – Он растянулся, лежа на боку и опершись на руку, и принялся за свой кусок пирога. – А почему?
– Потому что вы не… вы слишком… – Она остановилась, раздумывая, насколько можно раскрыть свое мнение о его характере.
– Ну так что? Слишком что?
– Слишком стары.
Он перестал жевать.
– Черта с два, стар!
Ванесса, которой совсем не понравился загоревшийся при этом огонек в его глазах, поспешила разъяснить:
– Я имею в виду, слишком стары для того, чтобы измениться. Вы привыкли, чтобы все было по-вашему. Не представляю, как бы вы без возражений принимали распоряжения…
– Мы о вас или обо мне сейчас говорим? – саркастически прервал он. – Я архитектор и каждый день получаю распоряжения от своих клиентов…
– У меня сложилось впечатление, что вы, скорее всего, принимаете только те распоряжения, которые хотите принять, – сухо заметила Ванесса. – Разве не поэтому вы ушли из отцовской фирмы? Признайтесь, вы просто не могли смириться с тем, что приходилось постоянно считаться с чьим-то мнением. Вам же нужно всем управлять, командовать. У вас же семь пятниц на неделе!
– Я не замечал, чтобы и вы особенно считались с чьим-то мнением. И когда это я требовал от своих служащих угождать мне?
Видно было, что он по-настоящему задет за живое, и Ванесса тут же едко вставила:
– Вы дали мне выходной и тут же требуете, чтобы я смиренно пребывала в вашем полном распоряжении!
Бенедикт мрачно улыбнулся.
– Смиренно – нет, я не такой уж оптимист. Однако если бы вы и в самом деле не хотели быть со мной здесь, Ванесса, вы бы уехали и оставили меня в туче пыли. Но вы не уехали. Не говорите мне, что из уважения к моему авторитету. Когда вам удобно, вы нисколько с этим не считаетесь. Если уж мы будем говорить начистоту, то не как хозяин и служащая, а просто как мужчина и женщина, Бенедикт и Ванесса.
