— Энни, ты в порядке?
Нет!
— Да. — Ее голос был похож на писк мышонка.
Его руки начали ласкать ее тело. Он уже знал, где и как нужно касаться ее, чтобы возбудить, подвести к черте. Энни хрипло и судорожно вздохнула и провалилась в омут безумного наслаждения.
Первой ее мыслью, когда она вернулась к реальности, было осознание, что занятие любовью с Грантом — не самый лучший способ забыть его. Но в настоящее время воля ее слаба, поэтому «забывание» Гранта придется отложить. А вот завтра она точно начнет его забывать.
К среде Энни исходила множество улиц, сделала множество звонков и занесла свое резюме во множество школ. В отчаянии она уже начала было искать работу секретарши, официантки или даже кассирши в билетной кассе ближайшего кинотеатра. Но и здесь ее подстерегала неудача — у нее не было навыка ношения подноса, и печатала она недостаточно быстро.
Тем вечером Грант снова вернулся домой поздно. Энни уже давно поставила в духовку пирог с курицей и заправила салат.
— Пахнет потрясающе, — сказал Грант, как говорил каждый вечер всю эту неделю.
— Я или ужин? — спросила она, наклоняя голову, потому что после этих слов он всегда целовал ее в шею.
— Ты не должна для меня готовить.
— Я готовлю и для себя тоже.
— Вечно голодная? — усмехнулся Грант. Но когда она не отреагировала на шутку, напрягся. — Что случилось?
— Ничего особенного. — Энни вздохнула и отвернулась. Она почувствовала себя в ловушке и отчаянно хотела вырваться. Но она уже поняла, что наручники на ее сердце защелкнулись, намертво приковав ее к Гранту. А может, она цепляется за него из страха, потому что ее пугает Нью-Йорк, пугает новая жизнь?
Грант подошел сзади и обнял ее за талию. Энни оказалась прижата спиной к его широкой груди.
— Ты сегодня сама на себя не похожа.
— Возможно, ты просто еще незнаком с этой стороной моей натуры.
— Возможно. — Грант прижался щекой к ее макушке. Какой же защищенной и любимой она чувствовала себя в его объятиях! — Хотя не думаю. Пойдем в гостиную.
— Ужин почти готов.
— Подождет.
— Сгорит.
— Ну и черт с ним.
Грант опустился на стул и посадил Энни себе на колени. Вдвоем они стали смотреть в окно, за которым развернулась панорама ночного города. Но сейчас переливающиеся огни не казались Энни завораживающими и манящими, они были угрожающими, вызывая сомнения и страх.
Грант повернул ее лицо к себе, но Энни поспешно наклонила голову, боясь встретиться с ним взглядом: он мог прочесть в ее глазах все обуревающие ее чувства — смущение, разочарование, а главное, ее любовь к нему. Энни потеребила его галстук.
— Хороший галстук.
— Спасибо.
— Ты всегда так одеваешься на работу?
— Энни…
— А чем ты вообще занимаешься? — спросила она, стараясь удержать разговор в безопасном русле. — Что значит «инвестиционный банкир»?
Грант откинулся на спинку стула, не выпуская Энни из объятий. Большим пальцем он поглаживал кожу на ее руке, отчего мурашки бегали по всему ее телу.
— Я организовываю сделки, сводя заинтересованных лиц. Нахожу компанию с большим потенциалом и того, кто может оказать ей финансовую поддержку, чтобы она могла выйти на фондовый рынок.
— А… — Энни стала разглаживать шелковый галстук. — А сейчас ты работаешь над какой-нибудь сделкой?
— Да.
Энни наконец подняла глаза и наткнулась на пристальный взгляд Гранта. Она подумала, что он умный и преуспевающий, но не хвастается своими успехами, как Гриффин. Или он считает, что она не поймет? Ведь она всего-навсего провинциальная девчонка… женщина. Ее желудок сжался от страха, но она решила проверить.
— А что это за сделка?
— Их две, и одна из них на очень крупную сумму.
— Миллионы?
— Миллиарды. — Он сказал это так обыденно, как о пятицентовике, найденном на тротуаре.
— Впечатляет. — Энни была в шоке.
— Напрасно. Деньги не мои — я всего лишь посредник.
— Но ведь ты сводишь все воедино и только благодаря тебе эта сделка состоится, да?
— Надеюсь, но, честно говоря, это самая трудная сделка в моей практике.
— Почему?
Грант заколебался. Он задумчиво поглаживал пальцем ее плечо, будто сомневаясь, продолжать разговор или нет.
— Владелец компании излишне… темпераментен и непредсказуем.
— Уверена, у тебя все получится. А если нет…
— А если нет, я останусь без гроша.
Энни ободряюще улыбнулась и ослабила узел его галстука.
— Ничего страшного. Ты очень хорош без рубашки, я-то знаю.
Когда она начала расстегивать пуговицы этой самой рубашки, Грант накрыл ее руку своей. Мягким, даже отеческим голосом он спросил:
— Теперь ты готова рассказать мне?
Мысль об отце болью отозвалась в сердце Энни, и она испытала приступ отчаяния. Как бы ей хотелось, чтобы папа оказался жив и можно было позвонить ему и спросить совета.
Когда ее родители умерли, она была еще слишком молода. Она остро чувствовала свое одиночество, особенно по выходным и в праздники, хотя тетя Мод, соседи и друзья всегда старались не оставлять ее одну. Но сегодня она чувствовала себя как никогда одинокой, потерянной, дрейфующей в неизвестном направлении, как осенний лист, жертвой обстоятельств, зависящей от воли случая.
— Я собираюсь вернуться домой, — сказала она как можно равнодушнее.
— В Техас?
— В Локетт.
— Почему?
Энни не могла назвать Гранту истинную причину. Она должна уехать от него, от тех чувств, которые он в ней вызывает, от надежд, которые пробуждает, от желания, чтобы между ними было что-то большее. Ведь она сама заверила его, что не стремится к серьезным, постоянным отношениям, и теперь пути назад нет.
— Вряд ли я найду здесь работу.
— Не сомневаюсь, что найдешь. Ты можешь делать все.
— Но я хочу преподавать. А делать это я могу и в Локетте.
— Дай Нью-Йорку шанс. Прошло ведь только несколько дней.
— Все это безнадежно, Грант.
— Позволь мне позвонить кое-кому.
— Нет. Я или сделаю это сама, или…
— Я понимаю. Я уважаю твое желание, но…
— Я дала себе срок до пятницы. Если ничего не получится, я соберу свои вещички и вернусь домой.
Грант крепче сжал ее в объятиях, и они долго сидели так, глядя на ночной Нью-Йорк. Огни небоскребов напоминали Энни звезды на высоком небе Техаса. Это место — не ее, но почему тогда ей так хорошо и правильно в объятиях Гранта?
Весь четверг Грант не находил себе места, меряя шагами свой офис. Он ни на чем не мог сосредоточиться, потому что в голове билась одна-единственная мысль: уедет ли завтра Энни, если сегодня не найдет работу?
