Я никогда не задумывалась над тем, что такое — давать интервью, если ты богат и знаменит. Сегодня многие знаменитости только и ищут повода, чтобы заявить о себе, но Коннер Макейфи, напротив, всегда сторонился журналистов. Общаясь со мной, он также был закрыт, что только подогревало мой интерес. Однако спустя какое-то время мне удалось узнать его поближе, и Коннер Макейфи открылся с совершенно другой стороны. За холодной и самоуверенной внешностью прячется тонкая натура со своими слабостями и страхами.
Несчастье, постигшее семью Макейфи, не сломило их, как многие из нас привыкли думать. Мать, сестра и сам Коннер Макейфи сохранили теплые, душевные отношения друг с другом. Когда наблюдаешь за ними, чувствуешь взаимную любовь и уважение. Каждый из них — сильная, состоявшаяся личность, но то, как они поддерживают друг друга, поистине способно вызвать трепет у самого бесчувственного наблюдателя». Как тебе? — спросила мать. — По-моему, очень душевно.
Коннер не совсем понимал, что читает мать. Но ему показалось, что статья не столько об их семье, сколько лично о нем.
— По-моему, тоже, — согласился он.
— Ты не хочешь снова сойтись с ней? Она очаровательна.
— Мама, я не хочу беседовать на эту тему, — сухо ответил Коннер. — Тем более сейчас.
Он слышал, как мать вздохнула.
— Много лет назад я совершила ошибку, сынок, — сказала Рутанн. — После всей этой истории я предпочла на время закрыться от всего мира. И закрыла от него вас. Я перестала ходить на благотворительные вечера, перестала общаться с друзьями. Но это было неправильное решение.
— Мама, ты поступила так, как считала нужным.
— Я подала плохой пример тебе и твоей сестре. Вместо того чтобы жить дальше, я забилась в угол и зажмурилась. По моей вине ни ты, ни Джейн не можете быть счастливы. Пришло время попросить у вас прощения.
— Мама, в этом нет твоей вины.
— Ты винишь во всем отца, — заметила мать. — Раньше я тоже винила. Но его давно нет с нами, Коннер. Мы не можем жить прошлым, и Николь абсолютно права. Я хочу, чтобы ты был счастлив в настоящем и в будущем.
В глубине души Коннер и сам хотел этого.
— Мама, а ты не думала, что я могу оказаться таким же, как отец? — спросил он. — Вдруг мне будет недостаточно одной женщины?
— Насколько я помню, ты никогда не относился серьезно ни к одной женщине, — продолжала мама. — Однако со слов Джейн я поняла, что с появлением Николь все изменилось. Или я ошибаюсь?
— Да, мама. Николь — первая женщина, пробудившая во мне серьезные чувства.
— Твой отец любил всех своих женщин, Коннер. Я долго с этим боролась, но потерпела поражение. У него не было той единственной, которую он выделял бы из множества других. Ты не такой, как он.
— Но что, если я ее предам, мама?
— Любовь — самое сильное чувство на земле. Если даже у вас с Николь ничего не получится, попробовать стоит. Не нужно себя обманывать. Вы оба заслуживаете счастья.
Коннер долго молчал, пытаясь собраться с мыслями.
— Сынок, так я скоро увижу вас вместе?
— Мама, если мы помиримся, ты узнаешь об этом первой.
Голова Коннера буквально раскалывалась. Он повесил трубку и встал с кровати. Слова матери наполнили его решимостью. Надо вернуть Николь.
Он принял душ, побрился и посмотрел на себя в зеркало. Усталый взгляд и круги под глазами — перспектива предстать в таком виде перед любимой женщиной не прельщала его.
Он не знал, как ее вернуть. Но знал, что должен это сделать.
Наконец Коннер взял телефон и набрал ее номер. После долгих гудков включился автоответчик. Коннер оставил сообщение:
— Это Коннер. Я прочитал твою колонку в журнале. Нам нужно поговорить.
Он положил трубку, но через пять минут позвонил снова. Не дождавшись ответа, отложил телефон в сторону.
Да, теперь Коннер не сомневался, что любит Николь. И она должна знать об этом. Он вышел из дома и отправился в ближайший ювелирный магазин. Свои слова он хотел подкрепить обручальным кольцом.
Кроме того, Коннер купил браслет с сердечками. Увидев его на прилавке, он поразился игре света в кристаллах Сваровски. Этот блеск напомнил ему ту искру, которая промелькнула между ним и Николь в момент их первой встречи.
Захватив по дороге цветы и шампанское, он отправился домой — ждать звонка. В три часа дня Николь наконец позвонила — в тот самый момент, когда Коннер, устав томиться в ожидании, уже готов был ехать к ней.
— Здравствуй, Николь.
— Здравствуй, Коннер. Что случилось?
— Я хочу пригласить тебя к себе, чтобы обсудить твою статью.
— Не думаю, что это хорошая мысль.
— Пожалуйста, — попросил он. — После всего, что между нами было, ты не сможешь мне отказать.
Николь вздохнула:
— Хорошо, я вызову такси.
— Рэнделл ждет тебя у подъезда.
Коннер повесил трубку. Он осмотрел комнату — все ли выглядит так, как надо. Затем сел в кресло. Начался отсчет самых длинных пятнадцати минут в его жизни. Услышав шум подъехавшего лифта и приближающиеся к его квартире шаги, он вытер о полотенце вспотевшие ладони и обратился к Небесам с мольбой: пусть Николь простит его.
* * *
Ей не верилось, что она снова оказалось в пентхаусе Коннера. Николь старалась притвориться, что приехала сюда только ради ребенка, но на самом деле в ее сердце вновь затеплилась надежда.
Увидев Коннера в дверях, она сразу вспомнила момент расставания. Затем его холодное и неожиданное «прощай» в коридоре студии. Как ни надеялась она на счастливый исход этой встречи, Николь боялась, что все может закончиться так же болезненно.
— Проходи, — пригласил ее Коннер, отступая в сторону.
Не успела Николь переступить через порог, как он схватил ее и крепко прижал к себе. Настолько крепко, что она уже не могла сдержать слезы.
Коннер поцеловал ее в губы. Николь не могла ему отказать. Она верила — на этот раз он позвал ее, чтобы она осталась.
Коннер поднял ее на руки и понес в гостиную. Николь увидела, что комната украшена розами, и огромный букет ждет ее на кушетке. Коннер не стал садиться рядом.
— Спасибо, что приехала, — сказал он.
— Прости, что не прислала статью на одобрение.
— Я позвал тебя не за этим.
— Тогда в чем дело?
Он обхватил голову руками. Николь не забыла, что означает этот жест. Коннер волнуется.
— Я попросил тебя приехать, потому что понял, каким был глупцом. Я дважды глупец, потому что дважды упустил свое счастье.
— С этим трудно спорить, — едва сдерживая слезы, согласилась Николь. Происходящее, по ее мнению, просто не могло быть правдой. — Неужели ты передумал?
