они вполне могли прожить и отдельно друг от друга. И если раньше ей казалось, что без Глеба она умрет… то теперь, когда действительно побывала у порога смерти, Римма многое переоценила и поняла.
– Я ничего не понимаю… – пробормотал в итоге растерянно Глеб.
Она отвернулась, спокойно поставила на плиту чайник. Все же она еще оставалась его мамой и не могла позволить ребенку уйти от нее голодным.
– Что тут непонятного? – пожала Римма плечами. – Я наконец живу своей собственной жизнью и не лезу в твою.
– Так у тебя с этим… Рудольфом все серьезно?
Римма фыркнула себе под нос. В ее-то возрасте такие выражения казались просто нелепыми, но Глеб выглядел очень сурово, когда задавал этот вопрос.
– Мне уже за шестьдесят, если ты забыл, – ответила она после паузы. – Какая разница, серьезно это или нет, если завтра может и не настать? Зато сегодня мне было хорошо.
– Хорошо, значит… – процедил Глеб с какой-то горечью, словно она его в чем-то обманула или подвела…
Впрочем, наверно для него все так и выглядело. Она сама приучила его к тому, что важнее него нет для нее никого в целом свете. Но Глебу придется с этим свыкнуться, как и ей – с тем, что он когда-то выбрал жену, не советуясь с ней и наплевав на ее мнение…
– Ты голодный? – спросила она сына. – Я сейчас чаю тебе сделаю с бутербродами. Но если хочешь, то могу и пельменей сварить…
Глеб резко поднялся на ноги, едва не перевернув при этом стол.
– Не надо ничего, – едва не выплюнул в ответ. – Раз я тут лишний, то лучше пойду.
Он принялся поспешно обуваться и сердце ее в этот момент заныло: она расстроила своего мальчика. Но ведь правда была в том, что он уже и не мальчик вовсе, а мужчина. И ему тоже предстояло многое осознать.
– Ты не лишний, – горячо проговорила в ответ, нагнав его в прихожей. – Но, наверно, лучше и в самом деле иди. К жене и сыну.
Глеб резко развернулся к ней, уставился с осуждением…
– Так значит, теперь ты сама меня к Оле толкаешь, чтобы со своим хахалем встречаться?
– Встречаться с ним я буду в любом случае, – спокойно ответила Римма. – А вот Оля тебя вечно ждать не будет. Она ведь, как выяснилось, пользуется спросом…
Сын буквально побагровел. Показалось, что он сейчас снова окатит ее жестокими словами, закричит, чтобы не лезла в их жизнь…
Но вместо этого Глеб лишь поспешно выбежал прочь из квартиры, словно торопился как можно скорее отбить свою жену у толпы поклонников.
На душе остался неприятный осадок, но Римма сказала себе, что поступила правильно.
Вновь вернувшись в кухню, она подошла к столу, наугад открыла один из тех альбомов, что они рассматривали с Рудиком, и улыбнулась…
Может, и правда есть судьба, от которой невозможно убежать?..
* * *
– Тео… подожди немного, сейчас доделаю ужин и покушаем, – попросила я сына, который уже начал заметно нервничать из-за того, что я опаздывала с готовкой.
– Дя, – ответил Теодор и, прошлепав к дивану, вскарабкался на него и стал перебирать кубики.
Слава богу, мне достался вполне спокойный малыш, с которым вполне можно было договориться. Хотя, таких ситуаций, как эта, я старалась избегать – режим Тео, не то, что должно было страдать, даже если бы случился апокалипсис.
Поставив в пароварку котлетки, я принялась за морковное пюре. Его терпеть не могла, но в последнее время оно частенько выручало, когда я не хотела наедаться на ночь. Зато это блюдо обожал Теодор, поэтому оно на нашем столе появлялось все чаще.
Будь дома мама, она бы, конечно, разгрузила меня и помогла с ужином. Но именно сегодня родительница убежала на день рождения к подруге, у которой собиралась задержаться допоздна.
Когда в дверь позвонили, я чертыхнулась. Непрошеные гости могли украсть у готовки несколько минут.
Я нахмурилась, бросив взгляд на часы и, отставив миску, в которую перетирала отваренную морковь, вытерла руки о полотенце и пошла открывать. Надеясь, что это не Глеб, ибо на общение с ним у меня сейчас не было ни сил, ни желания.
– Римма Феликсовна? – приподняла бровь, обнаружив за дверью мать Ланского.
Теодор тут же соскочил с дивана и прибежал к нам с криками:
– Баба, баба, баба!
Обычно свекрови не нравилось такое обращение, о чем она уведомляла внука, но сейчас Римма неожиданно расплылась в улыбке и, зайдя в квартиру без приглашения (иначе говоря, протиснувшись), подхватила Тео на руки и, прижав к себе, застыла в таком положении. Теодор сделал то же самое. Было видно, что эти двое соскучились друг по другу.
Фыркнув, я закрыла дверь и вернулась на кухню, где продолжила заниматься пюре. Прислушалась к себе – неприятных ощущений в сторону того, что свекровь ворковала в прихожей с внуком, не испытывала. Хотя, пожалуй, стоило себе напомнить о прошлых «заслугах» Риммы Феликсовны.
– Я рада, что вам лучше, – холодно сказала, когда она пришла на кухню, неся Теодора на руках.
Устроилась с ним за столом, словно только ее тут и ждали, и принялась наблюдать за тем, что я делаю. Я уже подумывала о том, что сейчас свекровь выдаст нечто уничижительное, вроде совета начинать готовить ужин раньше, когда Римма Феликсовна вдруг сказала:
– Спасибо, Оля.
Будь в моих руках нож, я наверняка отрезала бы себе палец – столь велико было удивление от услышанного.
– Эм, за что? – не поняла, повернувшись к ней.
– За то, что рядом с тобой Глеб и Теодор счастливы.
Оставив морковь, я присела напротив Риммы Феликсовны и не нашла ничего лучше, чем участливо спросить:
– Вам в больнице перелили чью-то кровь, да?
Ожидала, что она начнет злиться, скажет что-то едкое. Даже не просто была готова к этому, но этого желала. Так было бы привычнее и, пожалуй, даже комфортнее. Потому что понимала, чего ждать от Риммы Феликсовны прошлой, а вот от той, что сейчас сидела передо мной
