Впервые за всю свою жизнь Кристин поняла, что она влюблена, влюблена без памяти.
— А где твоя мать, Джек?
Было раннее утро, и Кристин лежала в постели рядом с ним, кончиками пальцев выводя узоры у него на груди. Гроза за окном все еще продолжалась. Джек помедлил с ответом, и она поняла, что невольно попала в больное место.
— Папаша застал ее за кражей его денег. Она их брала понемногу, чтобы кормить нас, но эта сторона дела его не интересовала, и…
— И что?
— Он ее застрелил.
Кристин остолбенела.
— Не может быть!.. Господи, этого не может быть… — твердила она, как бы отгораживаясь от этого ужаса.
Подложив руки под голову, Джек смотрел невидящими глазами в потолок.
— Застрелил в такую же вот грозовую ночь. Я тогда сразу и не понял, выстрел это был или удар грома…
Кристин постаралась не проявлять слишком явно чувство жалости, овладевшее ею: она не раз убеждалась, что открыто выраженное этому человеку сочувствие может иметь самые печальные последствия.
— И сколько тебе тогда было?
— Десять.
— Его посадили?
— Я уже тебе объяснял, — хладнокровно ответил Джек, — папаша бегал так быстро, что служители закона не могли за ним угнаться.
— А что после этого стало с тобой и Хэнком?
— Нас брали к себе на время, по очереди, мамины родственники. Мотались мы из одного дома в другой, пока не надоело, а потом решили стать самостоятельными.
Кристин восприняла его откровенность как знак возникшего наконец глубокого доверия к ней и поняла, что следует быть осторожной: как бы он вновь не закрылся, — но все-таки не удержалась от новых вопросов:
— И сколько тебе было, когда вы решили стать самостоятельными?
Джек чуть помедлил, вспоминая.
— Лет шестнадцать, думаю. А Хэнку — что-то около двенадцати.
— И добывали средства к существованию?
Джек разразился оглушительным хохотом:
— Воровали все, до чего могли дотянуться.
Кристин порадовалась, что происходило это не в ее подлинном времени и месте, где она — полицейский. А здесь — что ж? — у нее, совсем другая миссия.
— Полагаю, ты еще не умираешь с голоду? — Она пошлепала Джека по обнаженному животу.
— Угадала.
— И на службу тебе еще рано?
— Тоже угадала.
— Тогда еще один, самый главный вопрос: долго еще ты намерен оставаться отщепенцем общества, уголовником?
— А ты? Долго еще ты намерена оставаться классной дамой, следящей за нравственностью своих воспитанников?
— Хм… Вероятно, до конца жизни, — рассмеялась Кристин.
— Тогда позволь мне принять свои меры, чтобы хоть ненадолго закрыть твой болтливый ротик.
Хэнк за живот схватился от смеха, когда Джек, обходя камеры в качестве официального лица, задержался у него и вполголоса сообщил необходимую информацию.
— В жизни бы не поверил, если бы не увидал тебя собственными глазами в форме тюремщика! — зашелся в хохоте Хэнк. — Джек Пэриш, с его славным прошлым, — начальник полицейского участка!
— Нельзя ли ржать потише? — негромко заметил Джек. — И ешь быстрее: я не могу оставаться у тебя долго.
Хэнк переглянулся с сидевшим в соседней камере Бобом.
— Нет, ты взгляни на его звезду, Хэнк! Как она сияет и лучится, а? Нам такое и не снилось, — язвительным тоном выразил свое отношение Боб.
— А вы можете предложить что-нибудь получше? — спросил Джек. — Был всего один вариант кроме этого: взорвать тюрьму, рискуя отправить на тот свет и вас… А все из-за вашей дурацкой жадности и торопливости.
— Что же нам было делать? — спросил Хэнк, насупившись. — Ждать, пока ты вернешься от этой зануды мисс Форд, и смотреть, как мимо носа проплывает золото? Кстати, как она: на том свете или жива-здорова?
Джек пристально посмотрел на Хэнка, обдумывая, посвящать ли брата в детали предстоящего дела.
— С ней все как надо.
— То есть ты пристрелил ее? — спросил Боб.
— Нет.
— Значит, столкнул в пропасть?
— Тоже нет.
— Меня начинает одолевать тревога, — с расстановкой проговорил Хэнк. — Выкладывай, что у тебя с ней.
Джек взглянул прямо в глаза брату:
— Ладно, расскажу. Ради вас мы с ней пробрались через земли индейцев в Волкано. Она-то и отговорила меня взрывать тюрьму — предложила вместо этого стать начальником участка. Помогла стать им. Ну а я купил ей приличную одежонку, поселил в гостиничный номер, а потом и сам в этом номере поселился… Есть вопросы?
Боб, выпучив глаза, затряс головой:
— Джек, нехорошо это! В тебе появилось что-то такое… Такой блеск в глазах бывает у парней, которых баба поймала в свои сети.
— Та-ак, — зловеще протянул Хэнк. — Ты опять забыл, как она выдала нас парням шерифа? Будешь возиться с ней, пока она не сделает это еще раз?
— Она не сделает, — твердо произнес Джек.
— Ее надо пристрелить!! — чуть не завизжал Боб.
— Неужели тебя ничему не научили две леди из Нью-Мексико? Эта, как мы уже убедились, ничуть не лучше, — гнул свое Хэнк.
— Она не знает, куда мы направляемся, — больше не желая ни в чем их убеждать, сказал Джек.
— Это ничего не меняет, брат! Из нее могут вытрясти другие сведения.
Джек вместо ответа поднял на уровень их глаз связку ключей:
— Надеюсь, вечером вы не откажетесь выйти немного прогуляться? А там уж вернемся к теме нашего разговора.
— Ладно, не будем кипятиться, Хэнк, — благодушно изрек Боб, успокоенный видом ключей. — Главное — выбраться отсюда. Не станет ведь Джек брать эту бабу с собой.
— Пока что не собираюсь, — согласился Джек, засовывая ключи в карман.
— Ну вот, — ухмыльнулся Боб. — Значит, все прекрасно.
— Ты что, не услышал его «пока что»? — ощерился Хэнк. — Она, конечно же, хотела бы ехать с нами, не так ли? — обратился он к Джеку. — Все они этого хотят.
— Я довезу ее до Коттонвудса, а там посажу в первый же поезд, идущий на запад.
Хэнк нахмурился:
— Полагаешь, она спокойно сядет в него и помашет из окна платочком? Ни слова не сказав о том, какой ты неблагодарный сукин сын?
Джек тихо рассмеялся:
— Сомневаюсь, что все будет так уж тихо.
— Тогда предоставь это дело мне: я отправлю ее куда надо.
Джек понял, что без долгих объяснений и убеждений тут не обойтись.
— Все дело в помощнике шерифа, — неохотно сказал он. — Этот гаденыш узнал и меня, и ее. Сейчас приходится держать его связанным в номере гостиницы.
— Хочешь, я убью его? — спросил Боб. — Дело плевое.
— Нет, — отозвался Джек. — Кристин не хочет, чтоб его убивали.
