— Ты по-прежнему не веришь мне.
— Я… Я люблю тебя, Раф.
— Что такое любовь без доверия? Ветер.
— Пожалуйста…
— Поедем со мной в Хьюстон.
Она сжала губы и посмотрела ему прямо в лицо.
— Если я поеду, я потеряю тебя.
Он прищурился.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что, если ты вспомнишь свое прошлое, ты вернешься к репортерской работе. Потом в один прекрасный день опять отправишься в какое-нибудь Никарагуа. И тогда…
Он воздел руки к небу.
— О, Господи! Я не собираюсь возвращаться к репортерской работе. Я много раз говорил тебе это. И Джею. И Хэму. Я не собираюсь бросать «Прошлые времена Юга» и не собираюсь бросать тебя.
Глаза у нее стали печальными.
— Я видела тебя в газете, Раф. Ты был счастлив.
Ее слова ножом вонзались ему в сердце. Если она не доверяет ему сейчас, то, вероятно, не будет доверять никогда.
— Если ты не поедешь со мной в Хьюстон, тогда ты точно меня потеряешь. — Она должна понять, как много это значит для их будущего счастья. Если она не поверит ему, у них вообще не будет никакого будущего, и тогда лучше положить конец всему прямо сейчас.
Глаза у Эммы были широко открыты.
— Что?!
— Да, я должен быть уверен, что ты готова полететь со мной на Луну в космическом корабле, который я построю собственными руками; что будешь всегда рядом со мной, что бы ни случилось. Даже если я захочу вернуться к репортерской работе, я должен знать, что ты будешь рядом.
Она смотрела в сторону.
Он сделал глубокий вдох.
— Давай полетим завтра вместе в Хьюстон, Эмма. Прошу тебя.
Мир вокруг разваливался на куски, в душе у Эммы было все мертво. Итак, она теряет его. Ей просто не хватило времени, чтобы заставить Рафа полюбить ее достаточно сильно.
Но если сейчас она не поедет, он, по крайней мере, останется живым и она будет знать, что живет с ним на одной планете.
— Останься, — с мольбой произнесла она в последний раз. — Твои родители будут здесь через две недели. Разве это не скоро?
Раф закрыл глаза, поморщившись от боли. Когда он их открыл, в их темной глубине не было даже самого тоненького лучика надежды.
— Я пришлю кого-нибудь за своими вещами.
Он сошел с крыльца деревянной походкой.
— Раф, подожди! Куда ты?
— Домой, — ответил он, — в Хьюстон.
Его слова глубоко ранили ее.
— Зачем? Ты же не сможешь ничего вспомнить без меня?
— Наверное, я все это придумал. Смог придумать одно, придумаю и другое. Он достал ключи из кармана. — Скажи Габи, что я позвоню ему завтра.
Часы на экране компьютера отсчитали следующую минуту. Это была девяносто седьмая минута с тех пор, как Эмма, как раненый зверь, уползла к себе в берлогу.
Она думала, что сможет с головой уйти в работу, но у нее ничего не получилось.
Раф ушел.
Она всхлипнула, ком в горле едва позволял дышать.
Нет! Если она даст волю отчаянию, она будет плакать дни, недели, всю жизнь. Надо спрятать его глубоко внутри. Это помогало ей выжить раньше. Это поможет и теперь. Со временем.
Ей надо было только…
— Мам! Пап! Вы наверху?
Эмма вздрогнула. Неужели Габи пришел послушать свою сказку на ночь? Уже?!
Она прижала руки к лицу. Хорошо, что она не плакала. Было бы трудно объяснить все сыну.
Габи распахнул дверь. Его взгляд упал на нее, потом скользнул по комнате.
— Привет, а где папа?
— Он… уехал.
— Куда?
— Он… В Хьюстон. Домой.
Нет! — вскричала ее душа. Его дом здесь.
— К бабушке и дедушке? Он обещал взять меня в следующий раз с собой. Ты знаешь, что у них прямо во дворе есть бассейн?
Эмма кивнула.
— А когда он вернется?
Луч надежды пронзил Эмму. Да, Раф вернется из-за Габи. Он ни за что не откажется от сына.
— Мам, ты что? — Габи неуверенно положил ей руку на колено. — Когда папа вернется?
В голове у нее проносились видения. Она подписывает документ о разводе… опять. Мучительные дни и ночи, когда Габи проводит положенное по закону время с отцом. И самое ужасное — Раф, пришедший, чтобы забрать Габи. Она разговаривает с ним и притворяется, что больше не любит его.
— Мам!
Она посмотрела на сына.
— Я не знаю, солнышко. Он сказал, что позвонит тебе завтра. Ты уже принял ванну?
Габи помотал головой.
— Я хотел сначала попросить папу кое о чем.
— Тогда ты бы лучше пошел и искупался. Тебе скоро спать. — И добавила с надеждой: — Хочешь, чтобы я тебе помогла?
Габи закатил глаза и повернулся к двери.
— Ты что, мам!
Она вздохнула и сказала вслед;
— Осторожнее спускайся по лестнице.
— Не бойся за меня!
Он с силой захлопнул дверь, но Эмма не заметила этого.
Не бойся за меня!
Слова Габи прозвучали словно эхо того, что говорил Раф. Она боялась, вот в чем дело. Нет, не Рафу она не доверяла, она не доверяла жизни. Собиралась держать Рафа под стеклянным колпаком. Волновалась, что он умрет где-нибудь в джунглях, а он просто мог погибнуть в обычной автомобильной катастрофе, по пути домой.
Она не может оберегать его двадцать четыре часа в сутки. Она может только заботиться о нем, помогать ему, любить и утешать, если он потерпит поражение на жизненном пути. И если бы она его любила, она должна была дать бы ему то, в чем он так нуждался.
Он бы дал ей все, что ей было нужно. Он верил в нее, надеялся, доверял ей. Он позволял ей быть самой собой, а она практически не оставила ему выбора.
Эгоистка. Эгоистка. Эгоистка!
Эмма придвинулась вместе с креслом ближе к столу и достала из ящика телефонный справочник. Какая авиакомпания делает больше всего рейсов в Хьюстон? У них наверняка есть сегодня еще один вечерний рейс.
По телефону ей ответили, что она только что пропустила последний. Видимо, тот, которым улетел Раф. Следующий рейс в Хьюстон был завтра, в девять утра.
Подпрыгнув в последний раз, самолет резко взмыл в небо над Мемфисом. Последние лучи заходящего солнца ударили Рафу в лицо.
Самолет накренился, и город пропал из виду.
Раф вдруг почувствовал нестерпимую тоску. Будто связь, которую он в конце концов нашел после стольких лет блуждания вслепую, вдруг оборвалась.
Это произошло два часа назад, когда Эмма отказалась вернуть ему его жизнь.
Раф подавил стон. Он продолжал любить ее. Даже зная, что она не доверяет ему, что думает только о себе.
Однако… как мог он осуждать ее за эгоизм? Ей не на кого было опереться в жизни. Она привыкла защищаться, заботиться о себе сама, потому что некому было позаботиться о ней.
