— Хорошо. Дамам полагается уступать.
— Как раз об этом я и хочу спросить. Откуда у тебя такие манеры? Знаешь, какая это редкость в наши дни?
— Первые два года я ходил в школу при церкви. Наверное, старые привычки стали второй натурой.
— Нет, здесь что-то более глубокое.
— Тебе просто хочется так думать, — насмешливо протянул Ной, словно желая отвлечь ее от серьезных вопросов.
— Я и правда так считаю. Почему ты всегда так уважителен с людьми?
— Потому что люди заслуживают этого. Особенно женщины.
Она ждала дальнейших объяснений. Возможно, надеялась хоть что-то узнать о тенях, омрачавших его прошлое.
— Мой отец рано бросил нас. Мать была певицей в баре, а закончила карьеру официанткой, подающей коктейли, и уже полной алкоголичкой. Что и свело ее в могилу. Я всегда считал, что несу ответственность за то, чего у нас с ней не было.
— А чего у вас не было?
— Мы всегда снимали дешевое жилье поблизости от места ее работы, чтобы не тратиться на бензин и автомобиль. Само собой, это были не лучшие районы города. Мне, впрочем, было наплевать, где мы жили, но совсем небезразлично людское мнение о нас с матушкой.
— Вы были очень бедными?
— Это лишь верхушка айсберга. Главное, что мужчины пренебрежительно относились к матери. А она была добрейшей женщиной, достойной уважения. Но она пела в ночных барах, и мужчины просто перешагивали через нее. Она и пить-то начала из-за этого.
— Тебе это причиняло боль?
— Естественно. Я-то всегда любил ее и поклялся, что буду с уважением относиться ко всем женщинам.
— А у тебя были с кем-нибудь серьезные отношения? — решилась наконец спросить Фрэнси.
— Под «серьезными» ты подразумеваешь длительные?
— Хотя бы.
— Нет, не было. Я всегда слишком занят, ставя свой бизнес.
— А сейчас?
— Сейчас у меня уже выработались определенные привычки, которые трудно изменить.
— И ты не хочешь ничего менять в своей жизни? — Она спрятала нос в воротник пальто, ожидая ответа.
В салоне заметно похолодало.
— Люди вообще редко меняют привычки. Ты же слышала, в каких условиях я рос. Всего два года мне удалось проучиться в одной школе, а потом — сплошные скитания.
— А что случится, если ты осядешь на одном месте?
— Во-первых, есть риск разориться. Мне ведь нужно постоянно контролировать своих менеджеров.
— Но они тоже бывают разные. Некоторым можно доверять.
— Бизнес не может идти сам по себе.
— В наше время есть факсы, телефон, возможность вызвать всех на совещание. Неужели твой бизнес пострадал за время, пока ты живешь в нашем городе?
— Это станет ясно, когда я отправлюсь с новой инспекторской поездкой. А насчет доверия… Некоторых сотрудников, с кем работал Крэг, я еще вообще не знаю.
Ной доверял Крэгу и не бросил его в беде. Однако после истории с ним вера в людей поколебалась. Он пришел к выводу: хочешь чего-либо добиться — бери все в свои руки. И делай. Делай — значит, разъезжай, проверяй, подсказывай.
Фрэнси задрожала, застучала от холода зубами.
— Нет смысла включать мотор. Согреемся только на время, а вот риск отравиться велик. И попусту сожжем горючее. Сними-ка пальто.
— Что?!
— Давай-ка обнимемся и укроемся нашими двумя пальто. Отлично сохраним тепло.
— Может, не стоит? — пробормотала она.
— Дай мне руку. Ну вот, ты окончательно замерзла. Не хватало еще схватить пневмонию.
Когда Ной начинал говорить категоричным тоном, она уже знала: его не переубедишь. Да и он прав в конце концов. Без тепла им не продержаться. Она расстегнула пальто и спустила его с плеч.
— Снимай, снимай, — проговорил он низким, охрипшим голосом. — Мы передвинемся на твое сиденье, чтобы не мешал переключатель скоростей.
Им пришлось немало повозиться, чтобы устроиться поудобнее, но вскоре он уже тесно прижимал ее к своему жаркому телу. Ноздри Фрэнси возбужденно вдыхали слабый запах его одеколона. Толстый свитер Ноя так и влек ее к себе, она с удовольствием зарылась бы в него лицом, не только для тепла, но и для блаженной близости. Но Ной не хотел их близости… Она окаменела и постаралась выпрямиться.
— Расслабься, Фрэнси. Нам надо сохранить тепло.
Она обмякла и поневоле прижалась к его бедру. Он просипел:
— Не шевелись, пожалуйста.
— Я пытаюсь найти удобное положение.
— Ты пытаешься отодвинуться. А это нереально. Так что смирись. Расслабься и прижмись ко мне. — Он уткнул свой подбородок в ее волосы. — Ты пахнешь цветами.
— Это шампунь, — прошептала она. — Называется «Садовый букет».
— Ты и сама как летний цветок. Такая же жизнелюбивая, цветущая, доверчиво тянешься к солнцу.
У нее чуть слезы не выступили на глаза от таких слов. Но прозвучали они… как-то грустно, обреченно. А она хотела бы избавить его от одиночества, подарить ему семью. Неужто она действительно хочет именно этого? Если да, то нельзя отпускать Ноя. Детям нужны родители, которые всегда рядом, а не те, что вечно в разъездах.
Господи, что за несбыточные мечты она лелеет? Она, Ной, дети… Ему нет дела до всего этого. На глаза снова набежали слезы. Руки Ноя напряглись, и он уперся губами в ее висок.
— Знаешь, как мне трудно обнимать тебя, запрещая большее?
— Я хочу большего.
— Ты хочешь невозможного, — пробормотал он, приникая к ее мягким губам.
Чувственный восторг, охвативший Фрэнси, заставил ее забыть и про холод, и про снегопад. Забравшись под ее свитер, Ной коснулся бюстгальтера и выдохнул:
— Кружева.
— Я хотела быть особенно женственной сегодня.
— Для меня ты всегда сама женственность. И в том, как движешься, как улыбаешься, как пьешь свой шоколад. Это сводит меня с ума.
Он не остановил ее, когда она импульсивно выдернула его рубашку из-под пояса брюк. Она чувствовала себя раскрепощенной и свободной — свободной любить его. Пробежавшись пальцами по его животу, она поиграла шелковистыми волосками на мускулистой груди. Тело у него было горячим и трепетным. Он излучал силу и… нежность, мгновенно согрев ее. Вот он снова прильнул к ее губам, на этот раз более требовательно, так что она едва не задохнулась. Когда же ее рука добралась до его интимной территории и смело приласкала его, он задрожал, едва выдавив:
— Нам надо остановиться.
— Почему? Я подумала…
Его грудь вздымалась от судорожных вдохов и выдохов.
— Мы ведь лишь греем друг друга, помнишь?
Она вскипела:
— Ах вот как! Проклятие! А я-то хотела передать, что чувствую к тебе.
Она попыталась отодвинуться от него — обиженная, грустная и охваченная стыдом. Что опять она сделала не так? Их тела, созданные друг для друга, безумно реагируют на любой интимный жест.