На танцевальную площадку ресторана вышли только они одни, но это их нисколечко не смутило.
Ульрих Хант умел танцевать танго по-настоящему, со всеми сложными па, резкими замираниями и запрокидываниями. И тело Николь мгновенно откликнулось, вспоминая давно, казалось бы, забытые движения. Мгновение спустя она мимолетно отдала себе отчет в том, что танцует этот танец блестяще как никогда, несмотря на то что давно не практиковалась. Они двигались по мрамору пола то томно и плавно, то захватывающими дух рывками, резко и чувственно разворачивались и легко продолжали свое отчетливое движение.
Сплетение рук.
Легкость ног.
Выразительность взгляда.
Артистичная томность, то и дело сменявшаяся взрывами чувств, тягучая нега и пылкая страсть, выраженные в музыке и движениях танцоров, насыщали пьянящим ароматом атмосферу ресторана…
Николь и Ульрих были прекрасны.
Николь и Ульрих были счастливы.
Когда музыка смолкла, замерли и они, и в этот же момент по залу пронеслась оглушительная волна аплодисментов. Даже какая-то пожилая дама, до неприличия увешанная бриллиантами, закричала:
— Браво! Браво! Какая блестящая пара!
Ульрих посмотрел на нежно разрумянившуюся Николь.
Николь посмотрела на пленительно разгорячившегося Ульриха.
И оба расхохотались. Они и сами не поняли, с чего это вдруг их накрыло такое неуемное веселье.
Все сидящие в зале по-доброму им улыбались, заражаясь их приподнятым настроением.
Домой Николь вернулась уже под утро и, едва раздевшись, плюхнулась на кровать и мгновенно заснула. Но уже в полдень ее разбудила Сэйри. Она была взбудоражена и чем-то озабочена.
— Николь, просыпайся быстрее! Ты только посмотри, что у нас творится! — суматошно всплескивала она руками. — Цветы, одни цветы… — у Сэйри даже дар речи куда-то задевался.
— Какие еще цветы? — Николь спросонья ничего не соображала. Она сидела на кровати и смотрела на Сэйри Бак сонными глазами, пытаясь понять, что случилось.
— Ну что ты сидишь, посмотри, что делается в доме! — Сэйри в нетерпении протянула хозяйке белоснежный пеньюар.
Николь ничего не оставалось делать, как под ее настойчивым натиском торопливо одеться и выйти из спальни. Она уже подошла к лестнице, чтобы спуститься в гостиную. Но успела сойти лишь на пару ступенек и тут же встала как вкопанная. Зрелище, которое открылось ее глазам, было потрясающим. Слов не было. Николь в оцепенении стояла и смотрела вниз, зачарованная увиденной картиной.
Да, посмотреть было на что: все огромное помещение было уставлено корзинами с разноцветными розами. Комната напоминала собой благоуханное море цветов.
Чудесная сказка.
Николь никак не могла понять, откуда взялось в ее гостиной это разноцветное и ароматное море.
— Я сплю? — спросила она у Ли, которая плыла по цветочным волнам с новой корзиной в руках.
Та улыбнулась и загадочно произнесла:
— Теперь уже нет. В доме поселилось счастье, оно пришло сюда вместе с любовью.
Николь ничего не сообразила, хотя уже и привыкла к ее философским ответам.
Вся прислуга, живущая на вилле, вывалила посмотреть на такое царственное чудо.
Такого в этом доме не было никогда. Даже когда Николь выходила замуж за Марка.
А через мгновение в гостиную вихрем ворвался Ульрих Хант. В руках он держал еще одну корзину с цветами.
Николь так и ахнула.
Ульрих был удивительно хорош собой.
Улыбчивый.
Свежий. Влюбленный.
Белый костюм, голубая рубашка и галстук в тон необыкновенно шли ему. Он огляделся в поисках, куда бы пристроить цветы, и, не найдя ничего подходящего, вручил их кухарке Марте, которая стояла к нему ближе всех остальных. И тут же, освободив руки, извлек из внутреннего кармана пиджака небольшую бархатную коробочку, открыл ее и вынул искрящееся на свету обручальное кольцо с бриллиантом. Он поднял руку с кольцом, словно с режиссерской палочкой.
И повисла тишина.
Все замерли, предчувствуя, что сейчас произойдет что-то особенное.
— Николь, я люблю тебя! Пожалуйста, выходи за меня замуж! — разрезали безмолвие его слова, и Ульрих Хант протянул руку с кольцом вперед, словно умоляя ее ответить поскорее.
Николь словно язык проглотила. Стояла в своем изящном белом пеньюаре и немигающим взглядом смотрела на Ульриха. Ее сердце билось через раз. В горле застрял ком. Он мешал говорить и даже думать.
А потом волна обыкновенного бабьего счастья накатила и накрыла ее с головой.
Сэйри, видя ее замешательство, незаметно ткнула хозяйку в бок.
Николь встрепенулась и выдала первое, что пришло в голову.
— К-как же я смогу, если я не одета?..
Сэйри все сразу сообразила. Ее сердце зашлось. Душа запела от радости за свою хозяйку, и она, хитро улыбаясь, спросила:
— А если оденешься, сможешь?
— Конечно!.. — не думая, молниеносно ответила Николь и только после этого наконец вышла из состояния оцепенения.
И вдруг разразилась искристым смехом, который своими летучими искорками мгновенно разжег вокруг просто сумасшедший хохот.
— Тогда, может, оденешься? — сквозь смех проговорил Ульрих Хант.
Ее смех он воспринял как согласие. Так оно и было на самом деле.
Николь не заставила себя ждать. И спустя минут двадцать уже спускалась в гостиную, облаченная в белоснежные брюки и бирюзовый атласный топ. На ногах у нее были надеты бирюзовые босоножки на каблучке.
Ульрих подошел к ней, восхищенно оглядел ее с головы до ног и поцеловал в губы. Первый раз. Ох… Этот поцелуй был такой теплый и нежный, что хотелось продолжить. Но Николь приходилось сдерживать свои тайные желания, потому что рядом стояла Сэйри и ее сестра.
— Мистер Хант, вы останетесь у нас на обед? — вежливо спросила Сэйри Бак, незаметно оценив, как смотрится ее любимая Николь рядом с Ульрихом Хантом.
Оба молодые, яркие, полные сил, они подходили друг другу, как никто другой. И Сэйри с удовлетворением это про себя отметила.
— Благодарю, но нам бы хотелось прогуляться. — Ульрих опять все решил за Николь. И она даже не подумала возражать.
Ее ждал сюрприз. Ульрих отвез ее в муниципальную художественную галерею, расположенную недалеко от Голливуда. И там… показал свои работы.
— Ты, оказывается, еще и художник! Твои вещи просто необыкновенные. В них ощущается столько нерастраченных чувств, — восхищалась она его произведениями.
Его работы и на самом деле были хороши.
— Да нет, это просто мое хобби. — Ульриху было приятно, что его похвалили. — Но когда мы сделаем наш фильм, то обязательно откроем галерею. Ты же хотела, — лукаво заглянул он в глаза Николь.
