Глаза ее сияли. Он, еще не до конца оправившись от удивления, которое могло бы стать роковым для человека с сердцем послабее, инстинктивно отстранился.
— Бетси, успокойся, ради бога, сейчас мы решим все твои проблемы.
Удивительно, но Дэниел совсем не злился на нее, несмотря на то что она стала причиной свалившихся на него крупных неприятностей. Когда они встречались, Дэниел часто чуть ли не с сочувствием думал: «Бедняжка Бетси! Ей так тяжело иногда. И страшнее всего, что главная ее проблема — она сама». Эмоциональность Элизабет делала ее очень ранимой, уязвимой, а Дэниел всегда играл при ней роль защитника и чувствовал себя при этом очень сильным и необходимым — словом, ощущал себя Мужчиной с большой буквы.
— Кстати. — Дэниел положил руки на плечи своей экс-невесты и пристально посмотрел ей в глаза. — Кстати, а что ты здесь делаешь, Бетс?
Элизабет захлопала ресницами. Она не ожидала, что встреча с Дэниелом произойдет так скоро, и не успела придумать предлога. Ну в самом деле, не сообщать же ему, что она поехала вслед за ним, чтобы «предотвратить катастрофу» (цитата из Ирэн Блейлок) — его встречу и примирение с Анной. В тетушке Дэниела погиб стратег: военные действия (то есть операцию по примирению Элизабет и Дэниела) она спланировала с потрясающей быстротой. Как только во дворе ее дома зарычал мотор автомобиля, на котором ее племянник помчался вдогонку за счастьем, Ирэн сообразила, что настало время активных действий, и организовала погоню.
— Ну-у… — Элизабет смущенно улыбнулась. — Миссис Блейлок сказала, что у вас с Анной какие-то неприятности, и я подумала: вдруг она расстроилась из-за меня. Или рассердилась. В общем, не важно. Я подумала, что мне нужно извиниться. Знаешь, я осознала свои ошибки, — взмах ресницами, блеснули слезы, — и решила тебе помочь.
Сочинив такую симпатичную ложь, Элизабет почти поверила в нее сама и чуть не разрыдалась от осознания собственного благородства. Она могла бы стать талантливейшей актрисой!
Дэниел был тронут до глубины души: это чудное создание вопреки своим интересам жаждало помочь ему обрести счастье! В порыве он обнял Элизабет — с нежностью и благодарностью.
— Бетси, ты прелесть! А еще ты настоящий друг. Я тобой горжусь. — Он прикоснулся губами к ее волосам. С легкой грустью вспомнил, сколько блаженства доставляли ему такие прикосновения раньше. Отогнал эту мысль. — Ну что ж, наверное, надо посмотреть, что с твоей машиной!
Кроме цвета, добавил он про себя. Сколько себя помнил, Дэниел терпеть не мог таких ярких и «детских» цветов, а розовый возбуждал в нем особенную ненависть.
Поломка оказалась значительной. Дэниел не мог справиться с ремонтом сам. Когда он сообщил об этом Элизабет, она, не сумев сдержаться, просияла.
— Значит, мы должны вернуться в Тонбридж. Или мы не можем? Тогда нам придется, пожалуй, заночевать здесь! И мы будем ждать, пока не придет помощь…
Она почему-то восприняла ситуацию так, словно они оказались на необитаемом острове посреди Тихого океана. Однако что может быть лучше, чем оказаться на необитаемом острове с Дэниелом?
— Погоди-погоди! Во-первых, мы еще не так фатально удалились от цивилизации, чтобы долго изнывать в ожидании технической помощи. Во-вторых, с моей машиной пока что все в порядке. А в-третьих, я спешу в Лондон, а до него уже ближе, чем до Тонбриджа.
Элизабет как-то сразу сникла.
— Так что, — продолжал Дэниел, — сейчас мы вызовем техпомощь из Лондона, подождем, пока они приедут, а потом поедем следом за ними. Время дорого, Бетс. Ты же вроде хотела переговорить с Анной, а я, признаться, не знаю, где она и как ее искать. Так что нам надо поторопиться, пока эта леди не исчезла, заметя следы окончательно.
Уголки пухлых губ Элизабет помимо ее воли опустились. Она была захвачена мелькнувшей надеждой на возвращение под крылышко тетушки Ирэн, на «вынужденную» задержку в пути и так и не состоявшуюся встречу с Анной (какая жалость, хи-хи), которая — с ее-то темпераментом! — явно успеет куда-нибудь скрыться за это время. Желательно навсегда.
— Ну что ты так расстраиваешься, Бетси? — Дэниел видел огорчение подруги и не знал даже, чему его приписать.
— Н-нет, н-ничего… Все в порядке. Будет. Я переживаю за машину: папа мне ее только недавно подарил, — выдавила из себя Элизабет, мрачно глядя на то, как Дэниел нажимает на кнопки мобильного телефона.
Ну-ну, очевидно, ты его забываешь, только когда работаешь в ночную смену, а мне срочно нужно с тобой поделиться! — думала она.
— Алло, автосервис? Джонни, привет, выручай: у нас проблема… — Дэниел отвернулся.
Элизабет кусала губы от досады. Ну надо же, как он торопится к этой Рыжей Ведьме! И чем она только ему приглянулась?! Цветом волос, что ли? Обжечься можно. Или, может, своим неправильным языком? Как неблагороден этот американский выговор! Что только этим мужчинам нужно? Ну да ладно. Что-нибудь придумаем. Не зря же она, Элизабет, здесь. И не может быть, чтобы вспыхнувшее чувство к этой американке, которая просто обязана вернуться на родину в течение ближайшей недели, оказалось сильнее тех воспоминаний, что привязывали Дэниела к ней, бывшей невесте…
— Ну что ж, в течение часа подъедут. — Голос Дэниела звучал бодро, но чувствовалось, что такая задержка ему не по душе. — Я думаю, мы можем пока прогуляться.
Он с деланно чопорным видом предложил Элизабет руку, она с лучезарной улыбкой ее приняла. Они прогуливались по обочине шоссе с таким видом, словно рядом был Букингемский дворец, а не картофельное поле. Они со смехом вспоминали, как детьми убежали от взрослых поиграть в яблоневом саду, который находился в полутора милях от дома тетушки Ирэн. Дэниел тогда решил сорвать для своей белокурой подруги яблоко с самой высокой ветки на старой яблоне. Демонстрируя чудеса ловкости, он не без труда взобрался по сучковатым веткам на самую верхушку, завладел трофейным фруктом… и, спускаясь вниз, умудрился упасть, пребольно ушибившись и расцарапав ноги. В этот-то момент и подоспел «поисковый отряд» во главе с миссис Блейлок и матерью Элизабет. Наказание было страшным: детям не позволили играть вместе почти две недели. А памятное яблоко Бетти так и не съела: она нарисовала натюрморт с ним, который сохранился до сих пор.
Элизабет таяла от этих воспоминаний; так сладки они были, что щемило сердце от невозможности вернуться назад. Дэниел же сожалел больше по самой поре безмятежности и озорства. И немножко — совсем чуть-чуть — по тогдашнему своему восприятию Элизабет, которая казалась ему белокурым ангелом и вообще венцом творения. И речи быть не могло о том, чтобы она утомляла его — вот как сейчас, например.
