— Мы могли разминуться.
— Не могли. Я остался бы на ранчо до твоего возвращения. Я готов был ждать сколько угодно. Боже мой, Кейтлин, просто не верится: мы вместе, ты любишь меня... Мы можем жить вместе. Ведь можем, правда? — с надеждой спросил он.
— Мейсон...
— Ты не ответила, милая.
— Знаю. Но, Мейсон...
— Не пытайся сбить меня, Кейтлин.
— Я и не собиралась. Но, прежде чем мечтать о будущем, мне хотелось бы поговорить о прошлом.
— О прошлом? — медленно повторил он.
— Закладная, твое стремление получить ранчо... Слишком много непонятного.
Еще мгновение он обнимал ее, потом отпустил. Они сели рядом, и Мейсон спросил:
— С чего мне начать?
— У меня был праздник. А на следующее утро ты исчез. Почему?
— Возможно, тебе стоит сказать, что, по-твоему, случилось в ту ночь.
— Ты и так все знаешь.
— Я тоже думал, что знаю. Но теперь хочу услышать твою версию.
Рассказать ему — о чем? Как ждала его весь вечер, танцуя с другими и мечтая танцевать с ним? Как высматривала его несколько дней кряду, надеясь увидеться и поговорить? Как мечтала объявить на том празднике об их обручении? А может, как прибежала в барак к ковбоям и узнала, что Мейсон уехал?
Пауза угрожающе затягивалась, воздух в комнате только что не звенел. Кейтлин чувствовала: нервы ее вот-вот сдадут. Ей не хотелось говорить о том роковом вечере, но она понимала, что выбора нет. И рассказала Мейсону все.
— В конце концов, я упросила одного из ковбоев отвезти меня в город и помочь разыскать тебя. Я грезила тем праздником, Мейсон, и собиралась провести его с человеком, которого любила. Я даже думала объявить о нашем обручении. А вместо этого... — Кейтлин осеклась, когда же заговорила вновь, в голосе ее звучала горечь. — Можешь ты представить себе, что я почувствовала, когда нашла тебя в том злачном заведении? Да еще с рыжей девицей на коленях... Мне... мне захотелось умереть, Мейсон. Я спросила, что ты делаешь, и ты сказал: "А как по-твоему?" — и поцеловал ее. — Она вздохнула. — Это все, Мейсон. Ты унизил меня в ту ночь — такую важную для меня. Я так и не поняла, почему ты поступил так.
— А как ты думаешь? — Он выжидающе смотрел на Кейтлин.
— Мне в голову приходит только одно. Я отказалась спать с тобой до праздника, ты отверг меня, потому что решил, будто я разыгрываю недотрогу.
— Вовсе не из-за этого, Кейтлин.
— Ты уверен, что думал так тогда, а не сейчас?
— Совершенно уверен. Думаю, пришла тебе пора узнать мой вариант случившегося в ту ночь.
— Разве он отличается от моего?
— Ты сама ответишь на свой вопрос, дай мне только сказать. Ты знаешь, что я ушел с гуртом?
— Конечно, я помню, Мейсон. Ты ни словом не обмолвился, что уходишь. Именно тогда я и задумалась впервые, не отвергаешь ли ты меня.
— Я не мог ничего тебе сказать, — мрачно заметил Мейсон. — Меня послали, не предупредив. Другие ковбои за неделю знали, что уходят, я же пребывал в неведении еще за десять минут до отправления. А когда узнал, было поздно искать тебя.
— С тобой обошлись так... пренебрежительно? Странно...
— Вовсе не странно, если подумать. А я подумал. Твои родители знали, что я был тогда в доме, Кейтлин.
— Мне они ничего не сказали.
— Ты уверена?
— Д-да...
— Попробуй вспомнить, милая. Хоть что-то твои родители да сказали, когда вернулись в тот день домой и обнаружили тебя в ванной.
— Это все было так давно, Мейсон. Но я помню... да, мама сделала какое-то замечание насчет луж на полу... — Кейтлин подняла взгляд. — Сейчас мне кажется, смотрела она как-то подозрительно. И еще спросила, не хочу ли я ей что-нибудь рассказать.
— Ты призналась, что я был с тобой?
— Нет. Мама не настаивала. Иначе, наверное, я сказала бы ей правду.
— Но твоя мать все равно знала, Кейтлин. Оба они знали. Я выскочил из задней двери, когда они входили в парадную. Я почти уверен, твой отец заметил меня.
— А я уверена, что ты ошибаешься, Мейсон. Знай они, они бы сказали. Хоть слово.
— Они предпочли действовать. Меня послали с гуртом, и это разлучило нас на неделю.
— Я никогда... Мне и в голову не приходило... — Кейтлин умолкла, а продолжала уже более жестким тоном: — Ты вернулся на ранчо как раз к празднику. Я это знаю точно. Ты принимал душ, а потом начали прибывать гости, и я не сумела прийти еще раз. Да я и не считала, что это нужно: ты знал, что я жду тебя. Я и подумать не могла, что ты решишь не приходить.
— Я был на твоем празднике, Кейтлин, — спокойно сообщил Мейсон.
Она пораженно застыла.
— Но я тебя не видела!
— Я был там. Надел новый костюм — специально купил по такому случаю. И еще кое-что купил, Кейтлин.
Почему-то тон Мейсона заставил ее насторожиться.
— И что же именно?
— Кольцо. Маленькое колечко, милая, но я потратил на него все сбережения. — Темные глаза смотрели в упор, не позволяя Кейтлин отвести взгляд. — Я собирался просить твоей руки.
— Как я на это надеялась! И что же стряслось, Мейсон?
— Меня завернули от дверей.
— Нет! — с мукой вырвалось у нее.
— Ты мне не веришь?
— Кто мог сделать подобное?
Но, едва сказав, Кейтлин поняла кто.
— Твои родители встретили меня у дверей. И мистер Маллин сказал — очень вежливо, — что мое присутствие нежелательно. Короче, дал понять, что твой день рождения — не для ковбоев.
— Но ты-то знал, что это не так! Знал, что я пригласила тебя. Ты не должен был слушать папу!
— Я пытался объяснить, но без толку. Твоя мать заявила, что ты пригласила меня только потому, что не хотела показаться снобом или грубиянкой. И что мне не стоит принимать твою восторженность за нечто большее.
— Ты должен был понять, что это ложь! Мог настоять, чтобы тебя впустили!
— Я пытался, Кейтлин. Твоя мать посоветовала мне заглянуть в зал. Ты танцевала с каким-то белобрысым парнем, вы смеялись. А потом поцеловались.
— Нет, — запротестовала Кейтлин, — возможно, тебе наши отношения показались нежными, но я понятия не имею, кто был этот белобрысый и почему он меня поцеловал. Зато я наверняка знаю, что ничего серьезного между нами не было. И, Мейсон, что бы ни говорили мои родители, ты ведь знал, что я жду тебя.
Мейсон усмехнулся.
— Я знал, что ты забегала в барак, ковбои мне передали. Когда я увидел тебя с тем светловолосым юнцом, то заподозрил, что ты передумала приглашать меня, что приходила в барак отменить приглашение...
— Какое чудовищное недоразумение!
— Я ушел, но потом вернулся. Я заглядывал в окна. Ты веселилась, тебя окружали люди — богатые, беспечные, всем довольные... Тогда — в первый раз — я осознал то, что должен был понять с самого начала: мы с тобой принадлежим разным мирам. Между нами не может быть ничего.
