Взглянув на спидометр, Алисия снизила скорость до восьмидесяти миль в час. Пусть обгоняет, если хочет. Водитель «даймлера» либо женоненавистник, либо кошмар из кошмаров — полицейский в автомобиле без соответствующих опознавательных знаков!
Однако «даймлер» не стал вырываться вперед, продолжая висеть на хвосте. Алисией овладевало раздражение. Быстрая езда больше не доставляла удовольствия, потому что она не могла избавиться от преследователя.
Они приближались к большому селению, и Алисия, игнорируя «даймлер», сбавила скорость до предела. Еще один светофор через пару миль, и поворот на проселочную дорогу, ведущую в усадьбу. Если он тоже поедет в том же направлении, это будет весьма странное совпадение.
Алисия мягко затормозила на светофоре и хотя приказывала себе не обращать внимания на надоедливого водителя, испортившего ей настроение, любопытство взяло верх. Она подняла глаза к зеркалу заднего обзора и внимательно присмотрелась.
Норман! Алисия почувствовала, как от лица отливает кровь, внезапно обессилевшее тело обмякло, руки задрожали. Насколько она уже имела возможность убедиться, от него одни неприятности.
Его первое предательство она теперь могла понять и простить, потому что оно явилось результатом ужасного недоразумения. Второе предательство тоже было объяснимо — ему хотелось усладить свою плоть, и она не возражала, — но его она не простит никогда. Слишком много боли оно принесло.
Зажегся зеленый свет, и Алисия, нащупав нужный рычаг, тронула автомобиль с места.
Норман продолжал ехать следом, и мириться с этим она не желала. А вдруг его тоже призвали в усадьбу? Но зачем? Ничего, скоро узнает.
Алисия включила сигнал поворота, предупреждая, что собирается свернуть на узкую проселочную дорогу. И Норман сделал то же самое!
Стиснув зубы, она медленно вела машину, выискивая место для парковки. Нашла, прижалась к обочине и выключила двигатель, потом опустила стекло со своей стороны, впуская в салон холодный воздух, и стала ждать — губы угрюмо сжаты, глаза заволокло болью, с которой она не могла совладать.
Серебристый «даймлер» стремительно обогнул ее, остановился чуть впереди. И вот спустя мгновение Норман уже направляется к ней. Широкие плечи под мягкой кожей куртки, казалось, раздались еще больше, лицо искажено от ярости.
Будто предугадав его действия, Алисия вжалась в кресло, готовая принять удар.
— Ты же могла разбиться! — рявкнул он, рывком распахивая дверцу.
Она не желала смотреть на него, не желала видеть его мучительно красивые черты. И говорить с ним не желала. Но придется, потому что подобного обращения не потерпит!
Алисия подняла к нему окаменевшее лицо и, еле сдерживая гнев, отчеканила:
— Нет. Я хорошо вожу машину. И осторожно. Если мне и угрожала опасность, то только потому, что ты шел за мной впритык, не соблюдая дистанции.
Норман словно и не слышал ее слов.
— Вылезай! — И прежде чем она сообразила, что происходит, он нагнулся, вытащил ключи из замка зажигания.
Алисия замерла от возмущения. Внутри все заклокотало от бешенства. Казалось, еще немного и она взорвется.
Норман нетерпеливо просунул руки ей под мышки и выволок из машины. И только когда ноги коснулись пожухлой травы на обочине, она наконец-то обрела дар речи.
— Если ты сейчас же не уберешь свои поганые руки и не вернешь ключи, я привлеку тебя к суду за нападение. Полиция с особым пристрастием расследует случаи насилия на дорогах.
— Помолчи! — отрывисто бросил он сквозь зубы, обвил ее рукой за тонкую талию, оторвал от земли и понес к своей машине.
Алисия пиналась, извивалась, но все было тщетно. Норман впихнул ее на заднее сиденье «даймлера» и сел рядом.
Все темные чувства, которые она подавляла в себе с тех самых пор, как окончился их короткий роман на острове, разом вспыхнули, и Алисия, развернувшись, закатила ему пощечину. Сквозь пелену ярости, застилавшую глаза, она увидела, как уголки его рта изогнулись, и услышала то, что ожидала услышать меньше всего: Норман извинялся!
— Прости. Я не хотел тебя оскорбить. — Он взъерошил волосы и продолжил сдержанно: — После разрыва с Леоном твоя мать вернулась в Мэлверн, взяла машину… и все завершилось трагедией. Я подумал…
Не желая слышать унизительного предположения, Алисия перебила его смачной бранью, достойной разгневанного рабочего на строительной площадке, а потом добавила зло:
— Я не моя мать и не теряю головы за рулем — да и вообще где бы то ни было, если уж на то пошло, — только потому, что мужчина, пользовавшийся моей привязанностью, оказался подлецом. Ничего другого я от мужчин не ожидаю! — Она протянула руку. — Ключи, пожалуйста.
При виде надменного выражения на красивом лице с пылающими золотистыми глазами у Нормана тоскливо сжалось сердце. Алисия опять оделась в броню неприступности.
Сексуальная, жесткая, волевая женщина. И он любит эту женщину. Несмотря на ее грязную связь с Леоном. Нельзя осуждать ее за это. Нельзя, если рассматривать ситуацию объективно, подавив собственнический инстинкт во всем, что касается ее.
Алисия чувствовала себя преданной. Возлюбленный и мать ее отвергли, она была изгнана из дома, брошена на произвол судьбы. Леон единственный не отвернулся от несчастной, единственный выказал участие в ее судьбе.
Разве можно осуждать женщину за то, что она обратила свой взор на человека, который не отнесся к ней как к парии? Он, Норман, способен понять ее поступок, способен похоронить его в прошлом, где ему самое место наряду с остальными переживаниями — бессонные ночи, преследующие его с тех пор, как он покинул остров, ярчайшее тому доказательство. Только бы не было поздно!
— Нет, — отказал Норман. — Я хочу поговорить с тобой.
— Не вижу причины. — Алисия не отводила взгляда, даже не моргнула ни разу. Пусть убедится, что ее не так-то легко смутить. — Ты уже поблагодарил меня за несколько дней отменного секса. — Она демонстративно посмотрела на часы. Куча времени, но Норман об этом не догадывается. — У меня назначена встреча с поверенным Леона. И я не намерена заставлять его ждать.
— Алисия… помолчи, ладно? — попросил он с ласковой проникновенностью в голосе.
И взгляд его, обращенный к ней, полнился нежностью, как в ту пору их короткого счастья. Невыносимое испытание. Алисия опустила ресницы, пряча выражение глаз, и смахнула с колена, невидимую соринку.
— Я люблю тебя, — сказал Норман с какой-то странной надсадой в голосе. — Но это и так давно ясно. Все дело в том, что я не мыслю жизни без тебя. И я оказался настолько дураком, что не учел этот вопиюще очевидный факт. — Он взял ее ладонь в свои и добавил осторожно, словно мысленно ступал по яичной скорлупе: — Возможно ли, чтобы такая умная, восхитительная женщина, как ты, согласилась выйти замуж за дурака?
