Марта Поллок - Розовый сад

Прежде ей надо было собраться с мыслями и все хорошенько обдумать. Серьезный разговор с отцом неминуем – Флоренс это понимала. Значит, к нему необходимо основательно подготовиться.

Ее волновали и отношения с дочерью. Она уже чуть было не потеряла ее доверие, да что там доверие – уважение. Обнадеживало лишь то, что Джиллиан всегда была очень покладистой девочкой и прислушивалась к мнению матери.

На следующий день после постыдной сцены с дедом у них с дочерью состоялся разговор о будущем. Флоренс, сама еще толком не зная, как сложатся их дальнейшие взаимоотношения с отцом, тем не менее пообещала Джиллиан, что, как только выйдет из больницы, тут же постарается серьезно поговорить с ним и объяснить, что им необходимо разъехаться и зажить своим домом…

Прошла неделя. И после очередного осмотра доктор Мэйсон сообщила, что Флоренс уже можно выписать, но пока не назначила точную дату. Поняв, что ее здоровью больше ничто не угрожает, молодая женщина решила воспользоваться моментом и покинуть больницу, когда Константина там не будет.

Решено – сделано. Поскольку помощи от отца ждать было бессмысленно, Флоренс вызвала такси. Ей хотелось, как можно скорее поговорить с отцом наедине, поэтому Донадье с Джиллиан она не стала беспокоить…

Молодая женщина нашла отца сидящим за столом в кухне и читающим газету. На стук открывающейся двери он медленно поднял голову и обратил к вошедшей дочери строгое, словно высеченное из камня лицо. Глаза сурово взирали из-под насупленных бровей, рот был сжат в тонкую линию. Когда же она видела его улыбающимся, а тем более смеющимся над чем-нибудь? Флоренс нахмурилась, так и не вспомнив такого случая на своем веку.

– Итак, ты вернулась, – сухо констатировал отец, даже не сделав попытки подняться ей навстречу.

Мог хотя бы спросить, как я себя чувствую, как добралась из больницы, с огорчением подумала молодая женщина. Откуда в нем эта жесткость, даже скорее жестокость? Или он всегда был таким, а я не замечала этого, все прощая родному отцу?

Получается, что кровные узы связывали его с дочерью чисто номинально, эмоционально же он был от нее далек. А вот Константин за очень короткое время сумел стать настоящим отцом для своей падчерицы… Только даря любовь другому человеку, раскрывая ему свое сердце, можно рассчитывать на ответное чувство.

Но, увы, отец этого так и не понял.

Флоренс так углубилась в свои размышления, что невольно вздрогнула, услышав скрипучий старческий голос.

– Где Стормволл? – спросил он, глядя мимо нее, будто ожидал увидеть за ее спиной Константина.

Флоренс прошла в кухню и осторожно опустилась на стул.

– Понятия не имею, – ответила она.

Отец криво усмехнулся.

– Быстро же ты ему надоела.

– Знаешь, папа, я считаю, что для всех нас будет лучше, если мы станем жить отдельно.

Нам необходимо разъехаться! – выпалила Флоренс, боясь растерять всю свою решимость.

Вообще-то она собиралась сказать это не так сразу, постепенно подводя разговор к нужной мысли, но после насмешки отца просто не могла удержаться.

Кстати, она действительно не знала, где Константин, и была этому даже рада. Он постоянно навещал ее, правда, больше ни разу не поцеловал. Но Флоренс во время его визитов не покидала мысль, что, выйдя от нее, он скорее всего направляется к своей ненаглядной Оливии. Поэтому-то и решила потихоньку покинуть больницу.

Отец дернулся, будто она ударила его.

– Какого дьявола! Ты что, свихнулась? И, выпучив глаза, он уставился на дочь.

– Нет, папа, я в своем уме.

Флоренс вздохнула, в душе укоряя себя за невыдержанность. А может, так и надо было, нечего тянуть резину. Да и если бы разговор получился достаточно длительным – а так наверняка и было бы, – отец мог бы опять подмять ее волю, и она так ничего бы и не сказала.

– Я только недавно словно очнулась от сна, в котором пребывала всю свою жизнь, – продолжила она. – Ты прекрасно справлялся без меня, пока я была в больнице, справишься и дальше.

В доме действительно царила чистота, будто Флоренс и не покидала его на целую неделю, да и отец выглядел прекрасно. Значит, и питался он хорошо.

– Если наступит такое время, когда ты не сможешь о себе заботиться… – отрывисто добавила она, – ну, тогда мы что-нибудь придумаем. Но пока что…

– Хватит молоть чепуху! Ты хочешь выкинуть меня на улицу?

Старик буквально кипел от ярости.

– Ничего подобного. Я просто предлагаю кому-то из нас снимать квартиру.

Флоренс старалась говорить спокойно, но нервы ее были напряжены до предела. Ни разу прежде она отцу такого не говорила, да и вообще никогда ему не перечила. А давно следовало бы!

– А о моем сердце ты подумала?

– Интересно, как ты ответишь на этот животрепещущий вопрос? – послышался вдруг с порога задумчивый голос Константина. – Дверь была не заперта, и меня заинтересовал возбужденный тон вашего разговора. Уж извините, но я подумал, что не грех полюбопытствовать, что здесь происходит.

Понятно, решила Флоренс, он приехал, чтобы выслушать мои объяснения по поводу самовольного ухода из больницы. Он такого разрешения не давал и узнал о случившемся, наверное, от доктора Мэйсон. Вспомнив об Оливии – его Оливии! – Флоренс сразу же напряглась.

Она отвела от него взгляд.

– Слушай, ты! – Отец гневно повернулся к Константину. – От тебя все беды в нашей семье! Как я понимаю, ее дурацкое решение тоже твоих рук дело. Какое ты имеешь право вмешиваться в нашу жизнь?

Флоренс поспешно вставила:

– Что ты, папа, это было только мое решение! Константин никоим образом на меня не влиял!

– Ой, не надо, Флоренс! – пренебрежительно поморщился старик. – Ты никогда не умела врать. Я знаю, что за всем этим стоит этот… этот человек. Неужели ты так быстро успела забыть, что тебе принес брак с ним? Только несчастья и разочарования. Где же твоя гордость, черт побери! Или тебе безразлично, что все это время он обманывал тебя с другой?

Как же низко ты пала! Ты…

– Довольно! – холодно произнес Константин.

– А если с той он расстался, у него наверняка уже имеется замена. Свято место пусто не бывает. – Отец вел себя так, будто человека, о котором он говорит, нет рядом. – Ты же его прекрасно знаешь.

– Я сказал: довольно! – осадил старика Константин. Глаза его горели холодной яростью. – Вам уже известно мое мнение о вашей персоне. Вы мерзкий, отвратительный старикашка, Уоррен! – Слова с трудом прорывались сквозь стиснутые зубы. – Вы рассчитывали, что всю свою жизнь ваша дочь посвятит только вам, тем более что состояние вашего здоровья, ваше сердце…

– Вот именно, мое сердце. Ну и что же ты о нем скажешь?