Отдыхай и набирайся сил: ты совершила фантастическую работу, может быть, самую главную в жизни.
Я целую тебя. И очень люблю.
Твой Евгений“.
Настя лежала, окруженная снежной белизной, и ей грезились алые розы на фоне снегопада. Сквозь дрему она думала о том, что у ее ребенка есть отец, который любит его, и у него есть крестный отец, который готов привести его к святому таинству.
Она снова заснула…
… Мама бесшумно вошла в палату. Она прошла сквозь предметы, находящиеся в комнате, и надолго остановилась у окна. Потом прикоснулась ладонью к розам, и они увяли, опустили головки одна за другой…
Снег на улице шел, не переставая. Снежинки таяли, едва достигнув земли, но все равно падали, подчиняясь силе всемирного тяготения. Они не знали, что их время еще не наступило.
Через несколько часов Настя проснулась, разбуженная, словно внутренним будильником, чувством внезапной тревоги. Оно пришло из ниоткуда, подступило, как горький ком подступает к горлу.
— Пробудились, Анастасия? — спросила сестра Варвара. — Сейчас я схожу за пищей для вас.
— Пищу? Мне? — Она забыла, что не ела со вчерашнего вечера.
— Вам нужно подкрепиться.
— Сестра, а почему не приносят сына? Его ведь еще не приносили сегодня?
— Еще не приносили.
— Неужели он до сих пор не ел? Он же голоден?
— Наверное, его накормили, Анастасия. Не хотели тревожить вас: вы ведь очень слабы.
— Я тревожусь, сестра Варвара. Я волнуюсь.
— Вы будете волноваться за него еще много лет, отныне — и вовеки веков.
Сестра Варвара вышла из палаты. Анастасия заметила, что походка у нее под стать облачению: она передвигается как бы вся, сразу, невозможно определить, с носка или с пятки она ступает, какое движение при этом совершает плечо или бедро. У нее походка ушедшей из мира.
Из Настиного тела уходила так долго обитавшая в нем боль. Она сама была словно выздоравливающий ребенок.
А на окне стояли невидимые алые розы.
Дверь открылась, впуская высокого сильного мужчину с седыми висками и суровым лицом. Он был одет в зеленый бактерицидный костюм с короткими рукавами, обнажающими крупные и ловкие руки. Настя догадалась: „Хирург“.
— Здравствуйте, Анастасия Филипповна. — Он произнес эту ничего не значащую фразу как-то уж очень официально.
— Здравствуйте… — Снова тяжелой волной набежала тревога.
— Я профессор Нечаев.
— Слушаю вас…
— Анастасия Филипповна, будьте мужественной… Мы не смогли его спасти… Мы сделали все, что было в наших силах.
Настя ничего не понимала: „Кого спасти? Что сделали?..“
— Почему? — нелепо спросила она.
— Когда принимались роды, молодая акушерка совершила роковую оплошность. Она не сумела прочистить как следует дыхательные пути ребенка. А в результате спустя сутки развился отек правого легкого.
— Он… Где он? Я хочу его видеть! Принесите его ко мне! Он голодный! Он плохо брал грудь! Принесите его! — Она пыталась вскочить с постели, но профессор удержал ее, и она обмякла, упала на подушки, чувствуя, как внутри не тела, но души материализуется камень. В него превращается сердце… Наверное, достигла цели противоестественная для женщины фраза: „Будьте мужественной“.
— Настя, — обращался к ней профессор, теперь совсем неофициально, по-отцовски, — Настенька, поверьте, мы ничего не смогли сделать. Ничего. Я очень сожалею, милая.
Она хотела заплакать — и не могла. Сердце не хотело отдавать каменные слезы.
— Настенька, я понимаю, что вам не станет легче от моих слов. Но… Но я чувствую вашу боль. Потому что мне тоже пришлось потерять сына… Он погиб в Афганистане. Ему было девятнадцать.
Настя обвела почти незрячими глазами комнату.
… Алые розы на подоконнике… Их шесть… Или четыре…
А снег, первый снег уже растаял. Почему-то он приходит, принеся радость, а уходит, оставляя с потерей… Так ведь уже было, было!
А у дверей стояла сестра Варвара. И что-то тихонько потрескивало. Светилось неугасимо. Горело и оплывало.
В доме было тихо, как на кладбище. А за окнами кричали вороны. Начиналась зима. Первые морозы сразу объявили о своих правах: минус восемнадцать, словно это не конец ноября, а начало февраля.
Второй месяц Настя неслышно бродила по комнатам и лестницам, в неизменном черном платье, с неизменными кругами под глазами.
Она почти не замечала мужа: общалась с ним, как с чужим, как с соседом.
Евгений собирался на работу, она вставала, готовила завтрак и в гробовом молчании накрывала на стол. Она теперь делала это так, словно совершала обряд, и каждый раз — поминальный.
Настя почти не выходила из дома. Разве что в сад, отдать бедным воронам остатки пищи и в очередной раз поразиться их всеядности. Да, они едят все: обрезки мяса и холодную картошку, остатки рыбных консервов и кусочки черствого хлеба. Говорят, что они проводят души в мир иной, указывая путь и святым, и преступникам, и старым, и молодым, и даже некрещеным младенцам. Она полюбила этих больших птиц в черном оперении, как ее одежда.
По вечерам Евгений неизменно бывал дома. Его предупредительность вызывала в ней отвращение, хотя он и старался не быть навязчивым. Но, наверное, лучше было бы, если бы он продолжал ездить в свои ночные клубы и казино… А так — Настя все время чувствовала его присутствие. Даже белым днем, потому что он периодически звонил домой. Кроме того, он попросил женщину, которая помогала им убираться, находиться в доме при Насте, пока его нет дома. Кажется, он боялся оставлять ее одну.
Зоя Степановна делала вид, что возится в гостиной. Уже второй час она вытирала пыль на подоконнике, наводя на Настю безмерную тоску. Ей неприятна была эта бывшая балерина сорока пяти лет. Ее театральные ужимки и кордебалетная походка просто выводили Настю из себя. И когда же она уйдет?
Раздался телефонный звонок.
— Анастасия Филипповна! Это вас. Евгений Константинович. Спуститесь?
— Да, спущусь.
Ах, как Настя ненавидела лестницы! Даже эту, соединяющую верхний полуэтаж с холлом. „Надо установить параллельный аппарат наверху“, — по пути думала она.
— Алло? Да, Женя. Хорошо. Нормально. Как всегда. Что? Гостей? К нам?! Нет… Ах, я их знаю… Сюрприз?.. Мне?! Ладно, Женя, пусть приезжают. Хорошо, мы с Зоей Степановной что-нибудь сообразим. До вечера. И я целую.
Она положила трубку.
— Я слышала, что вы упоминали мое имя. — Тактичная экс-балерина была вся внимание.
— Да, Зоя Степановна. Кажется, вечером у нас будут гости. Вы поможете мне подготовить стол?
