встал в глухую оборону, но всё равно пропустил удар. Бедро обожгло болью, и если бы бой был на земле, то он завершился бы буквально через пару минут. Не в Динову пользу, разумеется.
«Надо взбесить его ещё сильнее».
— Дай угадаю твой план. — Из-за предельной нагрузки приходилось говорить отрывисто, чтобы сохранить дыхание. — Ты думал, Белинда отделается разжалованием. Или ссылкой. И когда очутится на дне Ада, к ней придёшь ты. Предложишь руку и сердце, она не сумеет отказать. А потом ты добьёшься ответных чувств. Уже от жены. Так?
Лион не ответил, однако совсем уж немыслимо ускорил темп.
«Пора дожимать».
— Ты же понимаешь, — звон клинков превратился в ровный гул, — что своими руками отправил её в Коцит? Подтолкнул к Гавриилу, а потом сдал? Понимаешь, что сам отправил свою любовь на муки?
Лион взревел, попытался нанести сокрушительный удар — и не успел закрыться в ответ на расчётливую контратаку. Двумя болидами они обрушились на скалы, однако вовремя затормозить и не разбиться сумел только один.
— Я удивлён. — Утёс едва заметно вздрагивал под тяжёлыми шагами адского короля. — Тем не менее, как я и говорил, тебе это не поможет.
Однако Дин всё равно отскрёб себя от камней и встал в оборонительную — крайне шаткую — позицию. Левое крыло волочилось по земле — ублюдок Лион последним ударом рассёк связки. Но позволить заколоть себя, как овцу? Никогда!
Адский король поднял фламберг, как вдруг…
— Если ты со мною, Отче, кто против меня?!
Пламя, окружавшее никем не принимаемую в расчёт Эйприл, погасло, словно залитое водой из брандспойта.
— Не смей! — заорал Дин, и в тот же миг скьявонеска переломилась с почти человеческим вскриком. Мессир Велиал размахнулся для смертельного удара, но между лезвием фламберга и казнимым вдруг встал живой щит.
— Милосердия, Отче!
И тогда пространство и время исчезли.
Это было Ничто-Нигде-и-Никогда, лакуна в ткани реальности, где каким-то странным образом оказались четверо.
Дин полулежал на коленях Эйприл: демон поверженный, жалкое зрелище. По лицу девушки катились слёзы, которых она не замечала, пытаясь лечить самые глубокие его раны. Вот только получалось плохо — демоническая природа упрямо отвергала божественную силу.
— И что нам теперь с вами делать? — доброжелательно поинтересовался наблюдавший за ними человек в сандалиях и небесно-синем хитоне. Сосредоточенная Эйприл сердито шмыгнула носом: не знаю, не мешайте, — а на вопрос неожиданно отреагировал четвёртый из присутствующих.
— Полагаешь, это обязательно? — он стряхнул невидимую соринку с чёрного бархата камзола. — Я имею в виду, что-то делать.
— Девочка попросила Отца, — развёл руками человек в хитоне. — А Тот всегда отвечает на просьбы детей.
— Правда, не всегда очевидным образом, — усмехнулся его собеседник и устремил на Эйприл пронзительный взгляд разномастных глаз. — В принципе, я могу забрать её к себе. Как известно, в Аду найдётся место для каждого.
Дин понял, что отмалчиваться дальше невозможно.
— Но мессир Люцифер, — слова наждаком царапали пересохшую гортань, — как тогда быть с обвинениями мессира Велиала?
— Да никак, — пожал плечами тот. — Заплатишь Паху виру, а что до остального: нет ангела — нет и обвинения.
— Что думаешь об этом, девочка? — мягко спросил человек в хитоне у Эйприл.
Та вздрогнула, и её растрёпанные волосы закрыли глаза скорбной вуалью.
— Прости. Мне очень жаль, но я не смогу.
— Тебе не за что извиняться, — забыв о свидетелях, Дин ласково отвёл в сторону золотые пряди. — Я ведь уже говорил, что Ад не для тебя.
Мессир Люцифер пренебрежительно фыркнул, а человек в хитоне задумчиво почесал короткую бороду.
— В таком случае, у меня встречное предложение. Милосердие Отца безгранично, и Он с радостью примет заблудшего в свои объятия.
Вернуться в Рай? Дин не поверил собственным ушам, да и мессир Люцифер изумлённо воззрился на говорившего.
— Не много ли ты на себя берёшь, Назаретянин?
— Ровно столько, сколько даёт мне Отец, — невозмутимо отозвался тот. — Так что скажешь, юноша?
— Я, — голос Дина наконец обрёл прежнюю звучность, — уже давно не юн. И не нуждаюсь в подачках от Бога.
Назаретянин и мессир Люцифер обменялись многозначительными взглядами.
— Тогда третий путь? — уточнил первый.
— Других вариантов нет, — согласился второй и, кашлянув, торжественно начал: — Дин, адский Судья, четвёртый чин, что под рукой Асмодея! Согласен ли ты лишиться крыльев и переродиться в мире смертных обычным человеком?
Переродиться смертным? Потерять титул, земли, духов, демоническую силу, вечную жизнь — ради чувства, которому всего несколько месяцев?
— Согласен.
— А ты, Эйприл из лунной сферы, — обратился Назаретянин к ангелу, — согласна лишиться крыльев и переродиться в мире смертных обычным человеком?
Ни секунды не раздумывая, девушка решительно кивнула:
— Согласна.
Однако прежде, чем прозвучало финальное «Да будет так!» Дин вспомнил кое о чём важном.
— Мессир Люцифер! Прошу, ещё одно слово!
Судя по лёгкой усмешке владыки Ада, тот догадывался, что услышит. И тем не менее сказал:
— Слушаю вас, господин Судья.
— Это касается той Падшей, сброшенной в Коцит, — Дин не сомневался, что мессир Люцифер в курсе этой истории. — Её наказание несоразмерно вине, поскольку фактически предательства не было. Более того, оно технически невозможно из-за, м-м, природы обитателей Рая, отрицающей любую подлость. Я пытался донести это до мессира Велиала, однако он не внял моим аргументам. Вот почему я хочу обратиться к вам: пересмотрите наказания для Белинды. Правосудие должно оставаться правосудием даже в Аду.
— Молодец, — шепнула Эйприл, обнимая его, а Назаретянин негромко процитировал:
— «Часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо», — и с непонятным лукавством посмотрел на мессира Люцифера. — Верно, Денница?
— Не фамильярничай, Слово, — проворчал тот и, вернувшись к официальному тону, обратился к Дину: — Полагаю, именно по этому поводу вы просили моей аудиенции, с которой так поспешно сбежали?
— Да, мессир, — Дин ухитрился сохранить невозмутимость, хотя внутри смущённо поёжился.
— Хорошо, господин Судья, я рассмотрю вашу просьбу. Теперь все вопросы закрыты?
— Да, мессир, — склонил голову Дин. — Благодарю вас.
— Да, — подтвердила Эйприл.
Мессир Люцифер и Назаретянин переглянулись, хором сказали:
— Значит, будет так! — и Ничто-Нигде-и-Никогда вздрогнуло от их слов. По нему побежали трещины — точь-в-точь, как по яичной скорлупе, из которой проклёвывается птенец — и бьющий сквозь них свет был настолько ярок, что резал глаза даже сквозь плотно зажмуренные веки. А потом Ничто-Нигде-и-Никогда схлопнулось с короткой вспышкой, почти невидимой в персиковом небе над просыпающимся Карстон-сити.
* * *
Поздней осенью патрулировать утёс Семи Ветров было то ещё удовольствие. Особенно после ночного ледяного дождя, когда ведущая наверх тропинка превратилась в натуральный каток. «Спускаться придётся на заднице», — хмуро подумал Дин, выходя из-за
