— Почему? Почему вы не отдали их мне и Мишель?
— Если бы я это сделал сразу, Иден бы у вас их мигом отняла. Мишель выкрутилась, а ты бы осталась в заложниках у собственной матери на всю жизнь.
— Но они нам с мамой очень пригодились бы тогда.
Он пожал плечами.
— Может быть. Я не знаю, что хотел Роберт. А когда он приснился мне и попросил «спасти бедную Эми от родной матери», я вообще растерялся. Ну и единственное, что мне пришло в голову, это активировать деньги. Если бы не они, ты неизвестно когда вырвалась бы от Иден.
Эмили покачала головой.
— Но я все равно не понимаю. Как же лотерея? Ведь ее же показывали по телевизору. Там были телефоны и интернет-сайт. Как? Что? Каким образом? Вы ничего не путаете?
Мистер Флетчер развел руками.
— Не знаю, милая. Как подстроить выигрыш в лотерею, спрашивай у своего покойного отца. Знаешь, он был мастер на такие штуки. И не только на такие! По нему плакал административный кодекс штата, особенно в последние годы жизни. А если серьезно… Ведь мы не знаем, на какие чудеса способны те, кто от нас ушел, но продолжает любить нас и оберегать. Может, все это плод твоего богатого воображения?
Кларк уехал. Он просто загадочно исчез из города. Была уже суббота, а от него не поступало никаких вестей.
Первое время Эмили сама пыталась дозвониться на мобильный телефон Кларка, но тот молчал. Потом она отважилась приехать к нему на квартиру, но консьержка сказала, что мистер Тамерлейк отбыл с большой дорожной сумкой еще во вторник и больше дома не появлялся.
Услышав это, Эмили расплакалась. Но консьержка, привыкшая к обилию поклонниц мистера Тамерлейка и решившая, что перед ней одна из отвергнутых девушек, поначалу не проявила никакого сочувствия. Даже посоветовала поскорее ехать домой, потому что погода вот-вот испортится — в окна ударили крупные капли дождя. А потом, то ли оттого что было скучно, то ли оттого что ее разжалобили эти слезы, она вдруг сказала:
— Бедная девочка! Наверное, я могу вам кое в чем помочь.
— Что? — Эмили уже стояла в дверях и думала, куда ей теперь идти и как дальше жить.
— Вы ведь собираетесь его искать?
— Не знаю. Едва ли он этого хочет.
— Ну, милая, не надо так горевать. — Консьержка скосила вороватый взгляд на свой стол и заговорила, понизив голос: — Он, когда выходил из дома, отдал мне ключи. И вот это… — она вынула из ящика какую-то бумажку, — выпало из кармана. Я хотела его догнать, но не успела — он уже сел в такси и уехал.
— Что это?
— Наверное, номер рейса и телефон аэропорта. Я, конечно, никогда не читаю чужие записки, а может, это вообще от другой поездки. Но попробуйте разузнать. Вдруг это поможет вам.
Эмили повертела сложенный вчетверо листок бумаги, зачем-то понюхала его и, уловив знакомый запах парфюма, который подолгу задерживался на ее собственной одежде, сладко вздохнула.
— Спасибо вам огромное! — Она вынула из кармана купюру и положила на стол.
— Право, не стоило, здесь очень много! — сказала консьержка, проворно убирая деньги в карман.
Придя домой, Эмили принялась названивать по телефону и выяснила, что Кларк Тамерлейк отбыл во вторник ночным рейсом, следующим на Барселону. Больше билетов на это имя зарегистрировано пока не было. Значит, он в ближайшее время не планирует возвращаться. Либо решил воспользоваться услугами другой авиакомпании. Но обзванивать все аэропорты Эмили не собиралась.
Мистер Флетчер, удивленный этой новостью не меньше, чем она, предположил, что скорее всего Кларк полетел к своей единственной родственнице.
— У них домик и виноградники под Барселоной. Целая плантация. Вполне возможно, что он решил взять тайм-аут и поразмышлять над жизнью. Помню, когда он разводился со своей женой, тоже летал туда. Надолго. Видно, когда человеку тяжело, его тянет к родным местам. Дома, как известно, стены помогают.
— А он что, родился в Барселоне?
— Да. Он наполовину испанец. Горячий парень. Так что тебе повезло, Эмили, если, конечно, ты сможешь его вовремя разыскать.
Она вздохнула, закатив глаза. Ну почему, чтобы полюбить человека, чтобы узнать о нем так много хорошего, нужно обязательно сначала его потерять в этом огромном мире?! Что за бес попутал ее тогда, за столиком ресторана, нежничать с Ричардом, когда нужно было просто выставить его сразу и бесповоротно! А лучше вообще не приходить туда.
Кларк звал ее в тот вечер к себе домой, и если бы она согласилась, то не случилось бы этой чудовищной нелепости! И она не узнала бы об этой невероятной истории семилетней давности, главным фигурантом которой был ее покойный отец, и о двух загадочных мальчиках, и о несуществующей лотерее, и о счете в банке, половина которого по праву принадлежит Мишель.
Надо ли было ей все это знать? Насколько легче жилось раньше. Эмили сдавила ладонями виски. Какая глупость! Конечно, надо! Ей надо было пройти через это испытание, чтобы докопаться до истины. А истина в чем? Пока не известно. Потому что пока она не доехала до Кларка.
И ведь вот что удивительно: путевки теперь пропали, их выдала несуществующая турфирма в лице несуществующего Джима Смита, на несуществующих бланках, но почему-то тоже в Испанию! Неужели все это дело рук шутника папочки? Он всегда был охотником до розыгрышей. Нет, не может быть, она никогда не верила в подобные вещи.
Итак, была суббота. Эмили пребывала в расстроенных чувствах, и единственное, что ее утешало, это возвращение одной забытой, но очень любимой привычки.
Она снова начала рисовать. Не так серьезно и масштабно, как дома, потому что дома у нее была отдельная комната с холстами и множеством красок, а также студия в соседнем квартале. Здесь она пошла в обыкновенный магазин канцтоваров, купила бумагу для акварели, краски и принялась день за днем рассказывать красивую и грустную историю любви, словно вела дневник в картинках. В ярких красках, замысловатых сюжетах, понятных только ей самой, выплескивала она свои переживания.
Она писала о своей страсти, о своей вине и раскаянии перед любимым человеком. Она писала о своих открытиях и поисках истины, о том, как понимает любовь и счастье рядом с Кларком. Этот дар, единственный спасавший ее от отчаяния, был, несомненно, дан судьбой не зря. И это казалось единственным настоящим, единственным реальным, а все остальное вокруг и даже люди — нарисованными на бумаге.
Она никому не говорила о том, чем занимается, но Иден, заглянув в комнату и застав дочь за прежним увлечением, удивленно подняла брови.
— Надо же, а я думала, что Нью-Йорк отбил у тебя эту охоту навсегда. Оказывается, ты и здесь нуждаешься в поддержке и участии.
