Алекс поняла, что ей необходимо видеть Натана.
— И как зовут этого человека? — спросил он игриво.
Да, я тоже пытаюсь скрыть эмоции за напускной веселостью, подумала Алекс. Я уверена, что знаю, какой ты хочешь слышать ответ. И также уверена, что этот ответ важен для тебя.
— Зачем тебе знать? — весело спросила Алекс. — Какой ты любопытный!
— Мне просто интересно.
Интересно? Как же. Мне тоже кое-что интересно, но я же не спрашиваю! А почему бы мне тоже не спросить? Кого я боюсь?
— Угадай, — предложила Алекс.
— Я даже не знаю. Могу только предположить.
— Так предположи.
— Мне кажется, что его зовут так же, как и меня.
— Да, это так, — сказала Алекс.
— Это правда?
Алекс грустно хмыкнула.
— Мне незачем лгать.
— Должен тебе признаться, что и я тоже изменился потому, что появилась женщина, которая мне теперь небезразлична.
— Только не говори, что мы с ней тезки! — И Алекс рассмеялась, пытаясь за смехом скрыть свое волнение.
— Ты угадала, Алекс. Ее зовут так же, как и тебя, потому что это ты.
— Ты шутишь?
— А что, похоже на то, что шучу?
Они оба готовы были смеяться и плакать. Почти полтора часа они обсуждали, как глупы были, что не говорили друг другу о своих симпатиях.
— О чем ты думал, когда смотрел мне в глаза тогда? — спросила Алекс.
Она знала, что Натан может сказать. Вопрос надо было сформулировать чуть иначе: о ком ты думал.
Она знала, что Натан вспоминал Мариам. Его глаза в одно мгновение стали такими грустными, что у Алекс замерло сердце от жалости.
Она думала о нем, а Натан о своей бывшей возлюбленной.
Сколько же времени понадобится мне, чтобы помочь ему забыть о ней? — подумала Алекс. Но, сколько бы ни потребовалось, я подожду. Теперь мне будет проще. Ведь я знаю, что нравлюсь ему, и могу рассчитывать в будущем на развитие отношений.
— Я думал о том, что ты так близко и одновременно далеко от меня. И я думал о том, что люблю тебя, — сказал Натан.
Алекс сразу забыла обо всем, что хотела сказать. Ей стало так больно, словно ее обожгло огнем.
Она так хотела услышать эти слова, но даже не думала, что такое возможно! Одно дело мечтать и надеяться, и совсем другое — действительно слышать!
— Алекс? — позвал ее Натан.
— То, что ты сказал мне, — медленно произнесла Алекс, — последнее… — она умолкла, не зная, как продолжить. — Это правда?
— Это правда, Алекс. Я люблю тебя.
Она ощутила на своих щеках горячие капли и провела по лицу рукой. Слезы. Она плачет. От счастья.
Алекс вообще редко плакала, а от счастья в первый раз.
— Что с тобой, Алекс? Все в порядке? — услышала она взволнованный голос Натана.
Он на другом конце города прижимал трубку к уху и старался понять, что сейчас чувствует Алекс.
Если я все испортил, то не прощу себе, подумал Натан. Но теперь уже отступать поздно. Я сказал то, что давно хотел сказать. И назад дороги нет.
Натан сам не знал, как решился на это признание. Точнее, он не задумывался об этом. Просто произнес это — и все. Не мог не произнести.
— Алекс?
— Я… я плачу, — сказала она.
— Прости меня, пожалуйста, прости!
— О, да за что, Натан?
— Я сделал тебе больно.
— Но это приятная боль. Боль от счастья.
— Как я хотел бы сейчас видеть тебя, обнять тебя!
— Я тоже, — прошептала Алекс.
Она могла бы позвать его сейчас к себе, но что-то остановило ее. Возможно, она просто хотела подольше продлить то ощущение, которое сейчас испытывала.
— Мы встретимся завтра? — взволнованно спросил Натан.
— А ты сомневаешься? О, Натан, конечно же встретимся!
— Тогда назначай время и место.
Алекс задумалась.
— В три часа дня, на маленьком мостике неподалеку от моего дома. Ты знаешь, где это, мы там гуляли с тобой.
— Хорошо. Но я, наверное, умру до этого момента. Я просто не доживу.
— Придется дожить! — смеясь, сказала Алекс. — Я не позволю тебе умереть раньше, чем я смогу тебя обнять.
О, какое счастье! Алекс закрыла глаза и закружилась по комнате.
— Я так счастлива! — воскликнула она.
Ее бил озноб от радостного возбуждения. Он ее любит! Любит! Неужели это правда?
Ей так трудно было поверить в то, что ей отвечают взаимностью. Вся проблема Алекс была в том, что она почему-то была твердо уверена, что ее нельзя любить, в нее нельзя влюбиться.
Но почему? — сама себя спрашивала Алекс. Откуда у меня такие мысли? Разве я некрасива?
Она взглянула на себя в зеркало. На нее смотрела симпатичная молодая женщина с горящими счастливыми глазами и блуждающей улыбкой на лице. Отражение ей понравилось.
Меня любят! Я люблю!
Алекс так нервничала, что не могла уснуть. Она тысячу раз прокручивала у себя в голове разговор с Натаном. Вспоминала, что сказал он и что ответила она. Думала о той боли, которая пронзила ее, когда она услышала слова: «я люблю тебя».
Натан сказал, что не может выразить этой фразой полноты своих чувств, и Алекс его понимала.
Три прекрасных слова перестали быть волшебными для многих людей. Повсюду можно слышать: я тебя люблю. Но для многих эти слова не означают ничего.
Вот, например, Эд. Он говорил ей слова любви, но не потому, что чувствовал это. Просто так было нужно. Так говорят все. К примеру, в момент физической близости.
Эти слова истерлись, как старая пластинка.
Алекс же казалось просто кощунством говорить слова любви так, как говорят, к примеру: доброе утро. Просто по привычке, ничего при этом не ощущая.
Натан произносил их совсем по-другому. Для него «я люблю тебя» было отражением его души, его искренних чувств. Важно было слышать ту интонацию, с которой он произносил их, и тогда все становилось понятно: да, он абсолютно искренен.
Алекс тоже не могла выразить в словах то, что испытывала к Натану. Она не могла без него жить. Она задыхалась без него. Он — ее воздух, ее дыхание, ее судьба, ее счастье.
И он отвечает ей полной взаимностью!
Как же она счастлива!
Алекс выглянула в окно, посмотрела в небо и поблагодарила его за свою любовь.
Марк как обычно появился без предупреждения. Он был подобен тайфуну. Марк ввалился в квартиру Алекс, нагруженный пакетами.
— Как дела, кузина?
— Мне лень было что-то готовить себе, а ужинать в одиночестве в ресторане скучно. Поэтому я купил еды и пришел к тебе.
— А что, все твои женщины тебя бросили?
— Представляешь, как сговорились! — с искренним возмущением воскликнул Марк. — Все как одна чем-то заняты.
— Неужели полгорода могло сговориться?
