Алан не отрываясь смотрел на лицо, которое мерещилось ему повсюду последние шесть недель, и не мог разлепить пересохшие губы.
Ева тоже молчала. Хотела что-то сказать, но и ее язык прилип к гортани. Хотела броситься к нему, но ноги словно налились свинцом…
Алан первым обрел дар речи.
– Можно войти?
Ева молча отступила в сторону, пропуская Алана в холл, затем закрыла за ним дверь. Так же безмолвно повела его в гостиную.
– Садись…
– Спасибо, я постою. – Алан подошел к камину и наклонился, чтобы согреть руки. – У тебя здесь так приятно, уютно…
– Да. Мы с Рози любим огонь по вечерам, когда читаем или смотрим телевизор.
– Она уже спит?
– Нет, она у друзей.
– О! Так она здорова? Все в порядке после случившегося?
– Все прошло и забылось. Чарли хорошо обращался с ней. Она только жалела, что нет ни меня, ни ее друзей, немного скучала, но так ничего и не поняла.
Ева стояла возле дивана. Очевидно, ждала, чтобы он сказал то, из-за чего пришел, а потом навсегда покинул бы ее дом.
Все шесть недель она пыталась его забыть. Но ей так и не удалось это сделать. И именно сейчас, когда она приняла окончательное решение похоронить память о нем, когда перестала вскакивать при каждом звонке телефона и мчаться к двери, не чуя под собой ног, он вдруг неожиданно явился. В какой-то момент ей показалось: он здесь потому, что любит ее. Но она тут же отбросила эту мысль. Меньше всего Алан напоминал влюбленного. Держался спокойно, хладнокровно, как чужой человек. Может быть, так у них принято, в ФБР, – наносить визиты людям, которым они когда-то помогли?
– Я рад.
– Прости? – смущенно шепнула Ева. Она потеряла нить их разговора, размышляя о своем.
Алан глотнул и объяснил:
– Я рад, что Рози не пострадала.
– О да. Спасибо.
В комнате было тепло. Он расстегнул куртку, думая о том, как направить разговор на ту тему, из-за которой пришел.
– Суд над твоим бывшем мужем состоится в начале года?
– Да. – Ева отвела взгляд. Как она и предполагала, это официальный визит.
Взглянув на свой стакан, она спросила:
– Выпьешь? – Ей хотелось выйти ненадолго.
– Нет, спасибо, не беспокойся.
– Это не беспокойство. Я только что сама пила.
– В таком случае… я с удовольствием составлю тебе компанию.
Ева направилась к кухне, испытывая облегчение.
– Можно, я положу это здесь? – спросил Алан, снимая куртку и кладя ее на стул.
– Да, конечно. Хочешь, я повешу ее в стенной шкаф в холле?
– Нет, ничего. Я ненадолго.
Ева вышла из комнаты. Он посмотрел на елку. Она была украшена красными и зелеными бантами. В звезде на вершине дерева горел огонек.
Ева вернулась, неся в руках два стакана с густым напитком.
– Ну вот, надеюсь, тебе понравится. Этот рецепт знала моя мать, а до нее – ее мать. Это мой любимый праздничный напиток. Я делаю его каждый год.
– Как поживаешь? – спросил Алан. Ему нужно было многое сказать ей, но он не знал, как начать.
– Хорошо, – сказала Ева.
Но тут один стакан выскользнул у нее из рук и разбился на стекле, покрывавшем стол. Алан подбежал к ней.
– Ты не порезалась? – Схватив ее руку, он начал внимательно осматривать каждый палец.
Ева вырвала руку.
– Почему ты пришел, Алан? После того как так долго не давал о себе знать? Чего ты хочешь от меня?
Но Алан вдруг увидел свитер на груде подарков. Взяв его, он ощутил под пальцами пушистую мягкость шерсти.
– В твоей жизни кто-то есть? – спросил он, глядя на свитер.
– Нет… да… нет.
Отбросив свитер, Алан схватил ее за плечи.
– Так да или нет? – с напором спросил он.
– Я… я…
– Отвечай! – Он слегка потряс ее.
Ее глаза потемнели от гнева.
– Убери руки! Какое право ты имеешь задавать мне такие вопросы?
С силой притянув ее к себе, он закрыл ее рот своим ртом.
Ошеломленная Ева не могла ни реагировать, ни сопротивляться. А потом вдруг оттолкнула его и закричала:
– Прекрати! Отпусти меня! Больше я не допущу тебя в свою жизнь – ни на несколько дней, ни на одну ночь!
Алан послушно разжал объятия, повернулся к ней спиной и, чтобы скрыть, как прикосновение ее губ взволновало его, сделал глоток из уцелевшего стакана. Он никогда не любил этот напиток. Взяв себя в руки, он повернулся к ней.
– Ты хочешь знать, что я делал все это время?
– Ты приехал, чтобы рассказать мне о своей деятельности?
Не обращая внимания на резкость ее тона, Алан продолжил:
– Я был в Вашингтоне и видел Генри Милтона.
Она подошла к окну.
– Ева! Я поступил на новую работу. Агентство открывает здесь офис по розыску пропавших детей.
– Я рада за тебя.
– Это все, что ты можешь сказать?
– А что ты желаешь услышать, Алан? Мое одобрение? Ты его имеешь… Мои добрые пожелания – тоже. Что же еще?
– Твою любовь.
– Что ты сказал?
– Когда я следил за автобусом, который увозил вас от меня, то осознал: вы с Рози забрали с собой мое сердце.
– Ты был на остановке, когда мы уезжали?
– Да, был.
– Почему?
– Я… черт, неужели ты не догадалась?
Ева побледнела.
– Почему ты не можешь говорить прямо? Я первая сказала тебе, что… если только ты это имеешь в виду…
– Не смотри на меня так! – Может быть, если он объяснит ей… – Я… я ездил к преподобному Сирилу.
– Ты к нему ездил? – с удивлением спросила Ева. – Я думала, он тебе не понравился.
– Я этого не говорил. Что ты делаешь? – с удивлением спросил Алан, когда она взяла сигарету.
– Курю.
– Ты не курила раньше.
– Да. А теперь курю.
Алан выхватил у нее изо рта сигарету и бросил ее в камин.
– Кто ты такой, чтобы распоряжаться здесь?
– Человек, который тебя любит!
– Что? Что ты сказал?
– Я сказал… – Алан положил руки ей на плечи. – Я люблю тебя, Ева. – Теперь ему стало легче говорить. – Ничто, никакие перемены в моей жизни ничего не значат без тебя. Ты заставила меня посмотреть жизни в лицо. Что я и делаю. Я люблю тебя.
Ева покачала головой. Она так хотела ему верить…
– Но я не слышал от тебя ни слова целых шесть недель, – продолжал он. – Ты словно вычеркнула меня из своей жизни. Я боялся тебя тогда и боюсь теперь.
– Меня? Боишься? Но почему?
– Боюсь, что ты прикажешь мне уйти, потому что больше меня не любишь.
– О, Алан!
– Ты создала человека, который теперь стоит перед тобой, Ева, и от тебя зависит, что будет с ним дальше. Я знал, что ты нужна мне, но я думал, что не смогу быть с тобой.
– Почему?
– Потому что… если я что-нибудь сделаю в приступе гнева, то причиню боль тебе или Рози.
– Так вот в чем дело! О, Алан, а я думала, что ты не любишь меня или не хочешь быть с Рози.
– Боже, и люблю, и хочу быть отцом Рози. И… хочу тебя! Так хочу! – Он обнял ее и прижался лбом к ее щеке.
