Дейв промолчал. В каждую свою поездку к отцу он страдал от смешанных чувств; жалкая хижина вызывала в нем удивительное ощущение мира и покоя, словно все беды этого мира отступали куда-то в неведомую даль, — но в то же время при мысли о том, как неразумно и нерасчетливо отец сорит деньгами, его охватывал гнев.
Джеймс — большой ребенок, думал Дейв, и спорить с ним все равно что ругать четырехлетнего малыша, пролившего молоко. Чего он ни делал за последние годы, пытаясь воззвать к разуму отца: и кричал, и уговаривал, и умолял, пытался даже использовать психологические приемы, которым научился в колледже, — все тщетно.
Все, что он мог, — следить за тем, чтобы отец в своем благотворительном экстазе невзначай не помер голодной смертью. Но Дейв с горечью признавался себе, что в последнее время, увлеченный созданием собственной бизнес-империи, все реже вспоминал о благополучии отца. Разумеется, Джеймс об этом не подозревал — в его светлую душу не могла закрасться мысль, что сын о нем забывает. Но Дейв смотрел на себя трезво и не мог отделаться от чувства вины.
Как ни странно, теперь, когда от вожделенной цели его отделял всего шаг, Дейв не чувствовал себя счастливым. И не понимал почему. Неужели правы слащавые сказочники, твердящие, что счастья не купишь за все золото мира?
Много лет он жил мечтой о будущем. «Я стану счастливым, когда заработаю свой первый миллион». Что ж, несколько лет назад он стал миллионером — а счастье так и не пришло. Тогда Дейв начал ставить себе новые цели. «Когда заработаю пятый миллион… десятый…» Состояние все росло — а счастья так и не было. В последний раз он сказал себе: вот заполучу «Бенедикт Лимитед» — тогда-то уж наверняка… И что же?
Акции «Бенедикт» у него в кармане. А счастье далеко как никогда.
Пока руки Дейва были заняты работой, мысли сами собой устремились в далекую Англию, к Грейс Бенедикт. Воспоминания о ней преследовали его день и ночь; снова и снова проигрывал он в памяти их последнюю встречу — и снова и снова содрогался, как от удара, вспоминая ужас и боль в ее огромных зеленых глазах.
Эта сцена бесконечно прокручивалась в мозгу, и Дейву казалось, что сердце его погружается все глубже в бездонное черное озеро отчаяния.
Черт побери! Разве он ее не предупреждал?
Разве не твердил, чтобы она не пыталась разгадать его душу, не смела им восхищаться? Кто же виноват, что ее постигло разочарование? Не он — это уж точно! Он просто выполнял свою работу. А она выполняла свою. И в качестве оплаты получила особняк стоимостью в несколько миллионов — так что жаловаться ей не на что.
Схватив молоток, Дейв принялся с размаху бить по гвоздям — так, словно весь свой гнев и скорбь вымещал в этих ударах.
Вообще что ему за дело до ее чувств? Почему, черт возьми, он позволил какой-то жалкой слезливой неудачнице испортить себе победу?! Сначала черт знает что о нем напридумывала, теперь, словно дура-школьница, страдает над гибелью собственной фантазии… Он не виноват — он ее предупреждал!
Из горестных размышлений Дейва извлекла внезапная острая боль: забывшись, он ударил себя молотком по пальцу. Чертыхнувшись, Дейв выронил молоток.
— Проклятье, Бертон! — прорычал он. — Приди же в себя, наконец!
— Что стряслось?
Дверь скрипнула; на пороге появился Джеймс в новой рубахе.
— По пальцу попал, — морщась от боли, коротко объяснил Дейв.
— Не повезло. Давай-ка приложим лед.
И снова Дейв сидел за исцарапанным столом, подняв руку, чтобы облегчить пульсирующую боль. Отец достал из холодильника несколько кусочков льда и, обложив ими пострадавший палец, перевязал его выцветшим голубым платком.
Сварив новую порцию кофе и пододвинув к Дейву коробку конфет, отец сел за стол напротив сына. В задумчивом взгляде его читалось нечто, весьма напоминающее сострадание, — и от мысли, что это сострадание может относиться не только к ушибленному Пальцу, Дейву сделалось не по себе.
— У тебя усталый вид, сынок.
Дейв поморщился. Такое направление беседы было ему не по душе.
— Со мной все в порядке, — быстро ответил он, желая поскорее перевести разговор на другую тему. — И дела у меня сейчас идут лучше некуда.
Джеймс скрестил руки на груди.
— Я слышал. Поздравляю с очень удачной сделкой.
- Откуда ты знаешь? — удивился Дейв. Джеймс улыбнулся.
- От друзей.
Да, в самом деле. Следовало бы догадаться. Денег Джеймсу вечно не хватало — а вот друзей у него, на взгляд сына, даже больше чем достаточно.
— Ну вот, тогда ты и сам знаешь, что у меня все хорошо.
Джеймс молчал, и темные глаза его светились добродушной иронией, хорошо знакомой и ненавистной сыну.
Ты прав, мысленно ответил отцу Дейв. Жизнь у нас совсем разная. Ты живешь в глуши, подбираешь бродячих собак и кошек, раздаешь все, что у тебя есть, нищим и бродягам — а что получаешь взамен? Дырявую крышу и пустые карманы. Ну и… да, хорошо, и друзей. Много толку с твоих друзей!
А теперь взгляни на меня. Я, говоря без ложной скромности, купаюсь в деньгах. Стоит мне войти в комнату — и люди едва на колени передо мной не падают. У меня есть власть, потому что деньги — великая сила. Не только по всей стране, но и в Европе мое имя окружено почетом и уважением. Есть у меня й друзья. Быть может, будь я беден, их было бы куда меньше — но так уж жизнь устроена: богатому человеку трудно понять, любят ли друзья его самого или его кошелек.
Вздохнув, Дейв отвел глаза. Внимание его привлекло цоканье когтей по дощатому полу: колли-полукровка снова подковылял к нему и положил голову на колени. Дейв рассеянно погладил пса — и получил от него такой влюбленный взгляд, что не мог не улыбнулся в ответ.
— Значит, ты намерен закрыть корпорацию «Бенедикт Лимитед» и распродать ее по частям?
Дейв кивнул, не отрывая глаз от собаки. В глазах пса светилась верность и преданность, какую не купишь ни за какие миллионы. Хромому псу неважно, сколько у Дейва денег, — он любит его только за то, что Дейв его приласкал. Как давно он не видел такого выражения в человеческих глазах…
Нежданное воспоминание поразило его, словно пощечина. Неправда! Один человек смотрел на него таким же влюбленным взглядом. Совсем недавно. Грейс Бенедикт.
Она не спрашивала, сколько у него денег. Она любила его — или думала, что любит, потому что верила в его душевную чистоту. Она отдалась без сожалений, без страха, без эгоистических мыслей о будущем. А он… он растоптал ее любовь.
— Мне говорили, ты теперь станешь очень богатым.
Дейв почувствовал странный укол в сердце. Черт возьми, с какой стати ему стыдиться своего богатства?
