– Я бы хотела снова поблагодарить вас, товарищ военврач, за спасение своей жизни, – сказала она. – Я понимаю характер ранений, вы сотворили чудо – рука будет работать. Что до зрения...
А сердце вдруг как-то странно встрепенулось, когда она нащупала возле чернильного набора странный маленький флакон. Толстое стекло, непривычная форма. А потом вдруг вспомнила, роняя из дрогнувших пальцев флакон на сукно стола. «Красная Москва»... Теперь она знала, что за аромат входил в палату с каждым визитом военврача. Аромат жасмина и розы. Дивный запах духов, которые она получила в восемнадцатый день рождения от того, женой кого мечтала стать еще с шестого класса, когда при слиянии двух классов в один ее посадили за одну парту с Рыжим, как она называла его из-за темно-медного цвета волос.
– ... только два месяца, Аля. В конце мая вернусь в Москву, и тогда мы непременно распишемся, – говорил он, гладя ее холодные ладони. Аля кивала в ответ, уже зная, что как только он уедет в Ленинград, она соберет свои нехитрые пожитки в старенький потрепанный чемодан и сядет в поезд на Куйбышев, где его отец нашел ей место медсестры в одной из местных больниц. Только и отважилась поцеловать крепко в губы, когда прощались. Навсегда...
Аля всегда знала, что дочь инвалида и уборщицы совсем не пара сыну главврача военного госпиталя и редактора отдела литературы одной из московских газет. Тем более, ее родители нещадно пили после того, как случилась с отцом Али та производственная травма в 1930 году. Босяки и алкоголики, ютившиеся в комнатке полуподвала, и семья из четырехкомнатной квартиры на пятом этаже... Знала Аля это, но все равно не могла не мечтать. Только из-за Бори Аля стала усерднее и прилежнее учится. Только из-за него успешно сдала выпускные экзамены и поступила в медицинскую школу, мечтая, что встанет за его спиной когда-нибудь на операции в госпитале, где ему прочили место родители. А когда она осталась одна (отец был осужден за хранение краденого в 1936 году, за два года до смерти матери, а Борис еще не вернулся на каникулы из военной академии), к растерянной и перепуганной Але пришла мать Бори и предложила помощь. В обмен на то, что она уйдет из его жизни. Навсегда.
«Вы не пара Борису, разве сами не понимаете этого? С вашей-то биографией! А иначе... я все равно жизни вам не дам!», говорила тогда мать Бориса, сидевшая на краешке стула в ее комнатке, гордо держа голову над жабо с агатовой брошью. Аля понимала все сама. Они были такие разные – она и ее Рыжий. И круг их знакомых был разный. Куда ей в простеньком ситцевом платьице и стоптанных туфлях до шелков платьев, лисьих горжеток и брошей с камнями, до мира дорогих духов. И Аля уехала тогда, оставив в пустой комнате на столе короткую записку для Бориса, которую придавила флаконом «Красной Москвы». У медсестры таких духов быть не должно.
Она еще раз прощупала пальцами флакон, судя по весу уже на две трети пустой. Так и есть. Маленький скол на толстом стекле. Когда-то давно она так огорчалась этому сколу, уронив духи с полки. И сердце сжалось больно, впервые за месяцы после ранения навернулись слезы на глаза.
– Прости меня, Рыжий, – прошептала тихонько она, и военврач, старательно наблюдавший в окно за тем, как выгружают раненых из полуторки, вздрогнул. У каждого из них уже была своя жизнь – у него жена и дочь в Москве, у нее – муж, инженер авиазавода в Куйбышеве. Что толку...?
– Зрительная функция, полагаю, восстановится. Механических повреждений не было, зрачковые реакции нормальные. Так что..., – голос вдруг дрогнул, и он поспешил замолчать, не выдать, как тяжело и больно ему быть рядом с ней сейчас. Прошло столько времени. Казалось, что спустя пару лет, полных тоски и муки от безответных вопросов, он сумел поправить то, что сломалось – женился на дочери друга отца, приступил к работе в госпитале, родилась дочь. Но вот флакончик «Красной Москвы» так и остался при нем, как и тонкий аромат, которым он, уже будучи здесь, в аду смертей и крови, иногда пропитывал наволочку своей подушки. И тогда именно она, его Аля, помогала забыть о том, что творилось изо дня в день в операционной, о множестве подписанных листов выбытия, о боли, что окружала его здесь. И он возвращался с этим ароматом в парк имени Горького, где они так любили гулять. Возвращался туда, куда уже никогда им обоим не будет возврата...
– Я хотела, чтобы ты был счастлив, – прошептала она, глотая слезы. – Я только этого хотела...
– Какая же ты дура, – ответил он ей беззлобно и горько от окна, открывая форточку и доставая из кармана халата пачку сигарет дрожащими пальцами...
Автор: НАЙТОН
Андрей Орлов вышел из машины, с наслаждением вдохнул свежий вечерний воздух и невольно поежился, ощутив легкое покалывание февральского морозца. После многочасовых переговоров в ограниченном пространстве душного офиса хотелось только одного – в душ и спать, однако его новый польский партнер Арон Козельский настоял на том, чтобы непременно обмыть удачную сделку и пригласил в «одно сказочное место». Местечко и впрямь оказалось примечательным – шикарный загородный особняк в викторианском стиле поражал сдержанной элегантностью и казался нереальным и призрачным в объятьях заснеженного сада, скрытого от посторонних взглядов двухметровым забором. Козельский по-дружески похлопал Андрея по плечу, взялся за ручку дверного молотка и трижды постучал. Дверь отворил мужчина неопределенного возраста в смокинге и жестом пригласил гостей следовать за ним.
Преодолев пространство холла и длинную картинную галерею, мужчины оказались в просторной комнате, оформленной в восточном стиле, где уже расположились несколько мужчин в компании откровенно одетых леди. От насыщенного запаха сандала и экзотических цветов, к которому примешивались сильные ароматы женских духов, у Андрея мгновенно закружилась голова. Он повернулся к Арону и наградил его убийственным взглядом – о чем только думал новоиспеченный партнер, приглашая его в элитный публичный дом?!
Орлов уже приготовился отчитать Козельского, но к ним подошла сногсшибательная блондинка средних лет в строгом костюме «от кутюр», чей вид совершенно не вязался с царившей в гостиной атмосферой.
– Господа! Для меня большая честь приветствовать вас в нашем скромном «Саду райских утех», – проворковала блондинка, сдержанно улыбаясь, и бросила вопросительный взгляд в сторону Андрея.
– Лили, ты как всегда неподражаема! Познакомься, мой партнер и хороший друг – Андрей. Ему бы не помешало немного расслабиться и отдохнуть. Надеюсь, у тебя найдется кое-кто особенный для нового клиента, – Козельский продолжал мило беседовать с распорядительницей борделя, игнорируя хмурое выражение лица своего партнера.
