Кэролин Зейн - Неукротимый Бру

Она провалилась в глазах Большого Дедди.

А позволив себе привязаться к своему клиенту, забыв о доверии, оказанном ей, она провалилась и в собственных глазах.

В ее ушах гулко раздался стон Бру. Он крепко прижал ее к себе, и она оказалась между его сильным телом и ручкой кресла. Ее тело отозвалось на его близость, хотя разум отчаянно протестовал. Она не может этого сделать. Не может позволить такие отношения. Это неэтично. К тому же, горестно подумала Пенелопа, она не принадлежит к тому типу женщин, которых предпочитает Бру, и никогда такой не станет.

— Нет, Бру, — прошептала она дрожащим голосом, уперлась руками в его грудь и попыталась выпрямиться. — Нет, пожалуйста, не надо. — В ее глазах стояли слезы, а голос срывался.

Бру с нескрываемым удивлением посмотрел на нее.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил он и хотел было взять Пенелопу за руку, но она оказалась проворнее, и он коснулся пустого места. — Пенелопа, дорогая, что-то не так?

Отодвинувшись от него, Пенелопа вскочила с кресла и поспешно пошла к двери из гостиной. Ей необходимо подумать. Когда Бру так смотрит на нее, она не может трезво мыслить.

— Я… Я… Я не знаю, Бру. Мне надо подумать. Мне надо… — Пенелопа только махнула рукой, страдание сдавило ей горло, когда она попыталась объяснить Бру то, чего и сама как следует не понимала, — подумать.

Бру ошарашено смотрел, как Пенелопа открывает высокую дубовую дверь и выходит на улицу, под проливной дождь. Что с ней случилось? — недоумевал он. Минуту назад они оба пылали от страсти, а в следующий миг… Бру встал и посмотрел в высокое окно гостиной — Пенелопа стояла под дождем посреди двора. Бру прислонился к подоконнику и долго-долго смотрел на ее борьбу с каким-то демоном.

Скорее всего, подумал он со вздохом, от которого замутилась поверхность оконного стекла, этого демона зовут Бру. Наверное, она сейчас думает, почему позволила ему так ее целовать. Да, в конце концов, она никогда не полюбит такого, как он. И разве можно ее за это винить? Он с первого момента нарочно старался причинить ей боль. Что ж, вот он сам и посмеялся над собой, потому что эту войну выиграл не только отец, но и Пенелопа.

Он проиграл. Он побежден. Поставлен на колени перед чопорной и сдержанной преподавательницей. Но, как это ни смешно, он никогда не был так счастлив. И так несчастен.

Он любит Пенелопу. И ему просто дурно становится при мысли, что это чувство не взаимно.

Минуты шли, а Бру все стоял у окна в нерешительности, не зная, что предпринять. Все свалилось на него так неожиданно, и Бру едва себя узнавал. Никогда раньше он не боялся брошенного ему вызова. Раньше если он чего-то хотел, то добивался этого.

Верни ее, мысленно приказал он себе. Ты можешь это сделать. Оттолкнувшись от подоконника, Бру твердым и решительным шагом направился к входной двери.

Сбежав по ступеням, Бру подошел и положил руки ей на плечи.

— Пенелопа, дорогая, нам надо поговорить. Пойдем отсюда, с дождя.

Пенелопа с резким вздохом обернулась к нему.

— О, Бру! Я провалилась. — Взмахнув мокрыми от слез и дождя ресницами, она глядела ему в глаза. — Я не должна была целоваться с клиентом, — прошептала она.

— Пенелопа, разве ты не можешь на пять минут забыть о профессиональных обязанностях и побыть просто человеком?

— Я не могу! Разве ты не понимаешь? — вскричала она. — Я провалилась как профессионал. А Уэйнрайты никогда не проваливаются.

Бру устало провел рукой по лицу, стирая с него капли дождя. То есть она хочет сказать, пусть вежливыми словами, что он — причина ее провала. Но ведь это случилось только потому, что он хотел ее провала.

Что ж, решил он, встряхивая головой, нужно немедленно все изменить. Ради Пенелопы он готов на все. Черт возьми, он заставит мир вертеться быстрее, а звезды — падать к ее ногам, если она захочет. И если понадобится, подумал Бру, внезапно преисполнясь самой крайней решимости, он согласен работать бок о бок со своим упрямым отцом, пока тот не вознамерится уйти на покой, только бы сделать счастливой свою маленькую Мисс Прим. Да! Он может сделать это. Ради нее. И, как ни странно, ради отца и… самого себя.

— Я подумываю о том, чтобы вернуться на работу к отцу, в «Брубейкер интернэшнл», — неожиданно для себя сказал Бру и раскрыл Пенелопе объятия.

— Нет! — пылко воскликнула она.

— Нет? — Это не самый радующий ответ, какой он ожидал услышать. Бру медленно опустил руки.

— Не-е-ет! — снова воскликнула она и, вся дрожа, зажала рот ладонью. — Это невозможно! Ты слишком счастлив здесь, на ранчо. Нельзя заставлять тебя делать то, что тебе не по душе. Я бы чувствовала себя ответственной, если бы ты туда вернулся, а потом всю жизнь меня проклинал. — Уронив руки, она подняла полные слез глаза и тяжело вздохнула.

Бру покачал головой.

— Нет, Пенелопа. Я никогда бы тебя не проклинал. Я лю…

Она перебила его:

— Бру, тебе незачем меняться, разве ты не понимаешь? Ты замечательный. Такой, какой ты есть.

— Но, Пенелопа, выслушай меня, я хочу тебе сказать, что лю…

— Никаких «но». — Она прижала руку к его губам. — Я все поняла. И я люблю тебя так же, как и ты меня.

Она его любит? Не может быть. У Бру зазвенело в ушах, а колени ослабли. Он не ослышался? Его сердце пело от восторга. Неужели это возможно? После того, что он выделывал, пытаясь избавиться от нее, она любит его? Это чудо! Ему хотелось кричать о своем счастье на весь мир.

Сверкающими глазами он всматривался в ее лицо.

— Правда? — тихо спросил он и привлек Пенелопу к своей груди.

Она со вздохом кивнула и улыбнулась.

— Правда.

— Пенелопа! — Бру переполняли чувства. Обняв ее за талию, он вместе с ней раскачивался взад-вперед. — Я тоже, дорогая. Я тоже.

Дождь утих, успев промочить их обоих до нитки. Но ни Бру, ни Пенелопа этого не замечали, стоя у порога домика и крепко прижавшись друг к другу. Бру целовал ее висок, вдыхая запах ее волос, вымытых летним дождем. Рядом в луже весело купались воробьи, радостно и громко чирикая.

— Почему ты так уверена, что мне будет лучше на простой работе? — привлекая ее ближе, промурлыкал Бру.

Пенелопа сделала глубокий неровный вздох.

— Потому что ты сказал…

— Я наговорил достаточно глупостей. Продиктованных гордыней. — Бру вздохнул. — Но за последнюю неделю, и особенно за последний день, многое предстало передо мной совсем в ином свете. Мои прежние приоритеты вдруг сами исчезли. Отец прав. На свете нет ничего важнее семьи. — Он еще крепче сжал объятия. — И я понял, что мне все еще есть чему у него поучиться. А что для этого подходит лучше, если не работа бок о бок?