Иви кивнула, радуясь такой возможности.
Он заходил взад-вперед по комнате, что-то бурча про себя. Наконец встал у окна, ухватившись за подоконник, и глубоко, прерывисто вздохнул. Потом повернулся лицом к ней, сложив руки на груди и стараясь расслабить напряженно вздернутые плечи.
– Я хочу рассказать тебе одну историю, – сказал он неожиданно тихим и спокойным голосом. – О человеке, женившемся на женщине, которую он безумно любил, но которая не способна была полюбить его в ответ так, как он того хотел.
У Иви округлились глаза. Не о своем ли браке он говорит?
– Этот человек был моим отцом, – резко продолжил он, перечеркнув все ее надежды. – А женщина – моей матерью...
Иви встрепенулась, несмотря на разочарование, выпрямилась, не сводя глаз с Георгоса, который смотрел не на нее, а куда-то в дальнюю стенку.
– Моей матери, видишь ли, не нравилась физическая сторона любви. Она находила ее... неприятной, а желания моего отца... отвратительными. Он как-то признался мне в этом, когда уже взрослым я упрекнул его за многочисленные и все менее и менее благопристойные связи. Но лишь когда он рассказал мне все, я понял наконец загадку их семейной жизни.
Иви не удивило такое начало. Она давно подозревала, что Алис пугала высокая сексуальная энергия мужа.
– Очевидно, мать терпела то, что она считала завышенными папиными требованиями, пока не зачала Леонидаса. Тогда она начала отказывать папе. Отец чувствовал себя угнетенным, но поскольку очень любил мою мать, то старался не шляться, думая, что, может быть, после рождения ребенка все придет в норму. Однако она находила любые предлоги, чтобы отказываться от возобновления супружеских отношений. Прошел год, потом два. Вынужденное целомудрие начало сказываться, и однажды в приступе неутоленной страсти он обрушился на нее... очень грубо.
Господи, подумала Иви, бедный человек, бедная женщина... Какое ужасное несовпадение характеров!
– В результате получился я, – бесцветным голосом продолжал Георгос, – и наступил конец всякой физической близости. В дополнение ко всему я уродился точной копией папы. Стоит ли удивляться, что ей было трудно любить меня, что она всегда предпочитала Леонидаса?
Ей хотелось плакать. Бедный, бедный Георгос...
– Но твоя мать любит тебя, – возразила она. – Правда.
Он медленно кивнул.
– Да, думаю, что так... сейчас. Я значительно вырос в ее глазах с тех пор, как женился на тебе. Но в мои детские годы ей явно было трудно смотреть на меня и не... вспоминать.
Смею сказать, я не слишком помогал делу, во всем пойдя по стопам отца. Я даже совершил смертный грех, полюбив секс не меньше, чем он. Это явилось последней каплей!
И только когда я стал взрослым мужчиной и отец мне все объяснил, я перестал винить мать за ее отношение ко мне. Но я винил ее за другое: она вынудила своего мужа повсюду искать то, что он мог получать дома. Признаю, он не был святым. Он, конечно, делал ошибки, не самой малой из которых стало его обращение с Леонндасом. Как человек старой закалки, он не понимал его чувствительного и немного женственного характера, нещадно им командовал и помыкал, думая, что делает из мальчика мужчину.
Георгос покачал головой.
– Должен признаться, что Леонидас разочаровал и меня. Сколько раз мне приходилось вступаться за него в школе! Отец не мог понять, почему Леонидас не давал сдачи, почему с синяками под глазом вечно ходил я, а не мой старший брат. Когда Леонидас захотел учиться балету, отец отдал его в школу бокса. Когда он решил заняться живописью, его стали пичкать уроками ведения бизнеса.
Георгос печально рассмеялся.
– Но отец страдал от своих прегрешений, поверь мне. Сознавая недостойность внебрачных связей, он постепенно начал пить, выпивка его и убила. Я любил старого негодяя, Иви, понимал его боль. И поклялся над его могилой никогда не жениться на женщине, которая не даст мне все, что я хочу от жизни. Деликатность и стыдливость мне не требовались, я хотел страсти без всяких ограничений..
– И вот... я женился на Анне.
Когда на его лице появилось это задумчивое выражение, Иви почувствовала потребность заговорить, подстегиваемая ревностью, столь же свирепой, сколь и мучительной.
– Она... она сказала, что дала тебе такой секс, какого никогда не получал ни один мужчина.
Его глаза устремились к ней, жесткие блестящие глаза.
– Я отдал бы все ночи с ней за одно мгновение с тобой.
Она ахнула, а он быстро подошел к ней и обнял.
– Я не изменял тебе, – хрипло прошептал он ей в волосы. – И не имел такого намерения. Я уезжаю завтра по делам, и только.
– Но... но ведь ты спал с другими раньше, когда уезжал, – дрожащим голосом возразила она, боясь поверить в то, что он говорил. Несмотря на всю его обходительность, слов любви по-прежнему не было.
Он отпрянул, уставившись на нее с досадой и сожалением.
– Иногда, – простонал он. – Да, иногда. Но это потому, что я боялся того, что мог бы сделать с тобой.
– Со мной?
– Вот черт, Иви, не настолько же ты невинна! Ты должна была понять, как: я хотел тебя там, на лестнице. А как ты думаешь, почему я убрался прочь на следующий же день? Я чувствовал необходимость что-нибудь сделать, что-то, что удержало бы меня от того, на что я не имел права.
– П-понятно.
– Нет, ничего тебе не понятно, – пробормотал он. Плечи у него поникли, он повернулся к ней спиной. – Как ты можешь понять?
– Но... теперь у тебя есть право, Георгос. – Она подошла к нему и, положив ему на плечи свои маленькие ладошки, прижалась лицом к его спине. – Теперь мы муж и жена, и я хочу тебя так же сильно, как ты хочешь меня. Останься сегодня, займись со мной любовью. Ты... Ты нужен мне, Георгос.
С мучительным стоном он круто развернулся и, крепко прижав ее к себе, целовал, пока их обоих не начала бить дрожь желания.
– Ты уверена, что все будет в порядке 4 – прохрипел он.
– Конечно.
– Я боялся, что могу оказаться с тобой слишком груб, могу сделать что-нибудь... опасное...
– Тогда предоставь это мне, – предложила она, внутри у нее все затрепетало от: волнения. – Я буду осторожна и буду делать все очень, очень медленно.
Он застонал от наслаждения при этой мысли.
– Господи, как же я по тебе скучал, – низким голосом сказал он, вынимая шпильки из ее волос и рассыпая густые волны по её спине. – Ты представления не имеешь.
– Не больше, чем я по тебе, – чуть слышно сказала она. – Позволь мне показать тебе, как сильно...
Утром Иви разбудили режущие боли. Нет! Только не это! Беда не могла снова случиться с ней.
Но, похоже, она случилась. Такая знакомая боль...
– О нет! – В горестной тревоге она закрыла лицо руками.
