Подавив вздох, Шайен выпрямилась в кресле и пристегнула ремень.
— Вы хорошо себя чувствуете? — обеспокоенно повторила женщина. — Могу ли я помочь вам?
«Нет, со мной не все ладно, — подумала Шайен. — Я, возможно, никогда не оправлюсь после случившегося».
Она досадливо сжала губы и отрицательно покачала головой.
— Ничего страшного. В самолете я постоянно нервничаю, — промямлила она и затем запоздало поняла: во время взлета ее не тошнило.
Ну что ж, хоть какая-то польза от случившегося. Занявшись мыслями о мщении, она позабыла, что боится летать.
«Пошлю ему медаль, — язвительно подумала она. — Наградим змею».
Стюардесса сочувственно посмотрела на нее.
— Метеорологическое бюро передало: отсюда до Лос-Анджелеса чистое небо, — доброжелательно сообщила она. — Для беспокойства причин нет. — Она внимательно всматривалась в лицо Шайен: — Вы уверены, что я ничем не могу вам помочь?
— Да, — убежденно произнесла Шайен. Стюардесса, вероятно, увидела следы слез на ее щеках. Она повернулась к иллюминатору и тут вспомнила одного человека, о котором забыла на долгое время. Шайен окликнула стюардессу: — Постойте. В самолете есть телефон?
Та утвердительно кивнула головой.
— Да, есть. В хвостовой части, рядом с комнатой для отдыха. Вас проводить?
Шайен, расстегивая пряжку ремня, кивнула головой:
— Будьте любезны.
— В первом классе полагается телефон, но его еще не подключили, — извинялась стюардесса. — Вот. Работает, как обычный аппарат.
Она отступила назад, оставив Шайен в одиночестве. Самолет, вылетевший рано утром в Лос-Анджелес, был заполнен только наполовину. Ближайший пассажир находился в пяти рядах от нее. Шайен почувствовала себя немного спокойнее. Трудно говорить, когда тебя слышит кто-то посторонний.
Усевшись, Шайен собралась с мыслями и затем принялась набирать номер. Но не успела набрать и половину цифр, как храбрость покинула ее. Она повесила трубку.
«Что сталось с моим характером?» — молча задала она себе вопрос. Ей удалось многое преодолеть за последние десять лет. Она не позволит, чтобы эти несколько дней и мужчина с каменным сердцем уничтожили приобретенные ею качества… превратили ее снова в трусиху.
Но она вдруг ощутила себя такой потерянной…
Шайен долго разглядывала телефонную трубку. Она видела, что стюардесса, стоя в проходе, смотрит в ее сторону. Встретившись с нею взглядом, женщина улыбнулась.
Шайен снова взяла трубку. На этот раз она набрала номер полностью, хотя ее вдруг вспотевшие пальцы и соскальзывали с кнопок.
Телефонный аппарат на другом конце прозвенел несколько раз. Потом она услышала, как трубку взяли. Решимость опять едва не покинула ее. Лишь из одного страха, что будет считать себя трусихой, Шайен не повесила трубку. Затаив дыхание, она ждала, надеясь, что включен автоответчик.
Автоответчик не был включен.
— Алло?
Она узнала голос.
— Алло, мама? Мама, это я, Шайен. — Она облегченно вздохнула. — Мама, мне надо поговорить с тобой.
Стэн Келлер шумно, шаркая ногами, прошелся по крошечной, комнатке, где обычно располагалась полная энергии Шайен, когда бывала в редакции. Ей предлагалось помещение побольше — с окном и дверью, — но она сказала, что довольна и комнатушкой. С тех пор всякий раз, когда кто-нибудь настойчиво требовал улучшения условий труда, он ставил в пример Шайен, которую Бог не обидел и талантом, и хорошими человеческими качествами.
Вот почему он направил ее к О’Хара. Стэн считал, что тот достаточно умен и быстро оценит ее достоинства, так что работа пойдет.
Теперь у него появились сомнения, особенно в последние дни, относительно проницательности его бывшего соседа по колледжу.
Заглянув в комнатушку, Стэн увидел, что там сидит Шайен. Компьютер работал, однако редактируемый ею текст к снимку давно исчез, уступив место заставке с рыбой, отливающей всеми цветами радуги, которая, по-видимому, отплясывала перекроенный на современный лад чарльстон.
«Она опять сидит и ничего не делает», — покачав головой, подумал Стэн. Вернувшись на прошлой неделе из Нового Орлеана, она, казалось, только тем и занималась, что била баклуши.
Что же не так? Не часто брал он на себя труд возиться с людьми, а не с текстами. Однако если уж возлагал такой груз на свои плечи, то ожидал результатов. Положительных результатов.
Стэн откашлялся, чтобы привлечь ее внимание. В последний раз, когда он без предупреждения проходил сзади нее, Шайен подпрыгнула так высоко, что ей позавидовали бы претенденты на олимпийские медали.
Моргнув, Шайен оглянулась и посмотрела на него через плечо. У нее был такой вид, словно она только что вышла из транса.
— О, привет, Стэн, — пробурчала она. — Я как раз… — Она увидела, что на экране вместо масленичного парада плавает рыба, и наугад нажала кнопку, после чего заставка пропала, — работаю.
— Вижу, — Стэн оперся об угол ее стола своим коротким, костлявым телом и стал пристально рассматривать Шайен. С ней, несомненно, было что-то не то. — Тарантино, я взял за правило не вмешиваться в жизнь других людей. Не желаю, чтобы они вмешивались в мою, поэтому не вмешиваюсь в их. — После этого вступления он наклонился к ней: — Что, черт побери, творится с тобой?
«Хватит считать, что никто не видит, в каком я состоянии», — подумала Шайен. Будь проклят этот О’Хара. Почему бы не позабыть его и не жить, как будто ничего не случилось?
Да потому, что случилось. И нравится ей это обстоятельство или нет, но придется работать — она надеялась, что временно, — без весьма важного для жизни органа. Она вынуждена обходиться без сердца, которое только заживает. Сколько времени уйдет на то, чтобы снова стать здоровой и бодрой журналисткой, а?
— Что, напортачила со статьей? — Она попыталась скрыть нотки настороженности.
— Нет, твоя статья, как всегда, прекрасна, бесподобна. Однако у тебя такой вид, будто тебе на днях придется идти во главе похоронной процессии.
Ему было тревожно за нее, хотя он и не смел признаться себе в этом. Беспокоился он потому, что именно ему первому пришла в голову мысль послать Шайен на встречу с О’Хара. Стэн искренне любил Шайен, и ему не нравилось, что она в таком настроении.
Она как-то неопределенно пожала плечами и заставила себя внимательно посмотреть на монитор. Что же она хотела сделать с этим фото, а? Верно, собиралась разбить его на куски и увеличить сфотографированных на заднем плане людей.
— Я сегодня несколько не в своей тарелке, — небрежно произнесла она.
