Мишель впервые увидела у него такое растерянное лицо и чуть не заплакала.
— Ты уверена, что сейчас в состоянии разговаривать? — встревожился Филипп, заметив на ее глазах слезы. Он обрадовался той готовности, с какой она кивнула, снова сел на постель и взял ее руки в свои. — Внутренний голос кричал: верни ее, увези подальше от своих родных, усади рядом и попытайся разобраться, в чем причина ваших неудач в семейной жизни. — Он прижал ее ладони к своей груди. — Но разум предостерегал, что любое принуждение по отношению к тебе, даже из благих намерений, было бы неправильным. Я ведь знал, что ты и так всю жизнь вынуждена была делать то, что считали правильным другие. Даже после свадьбы ты оказалась под прессингом моих родных. Тебе требовалось время, чтобы осознать себя самостоятельной личностью.
Филипп счастливо улыбнулся, глядя в ее сияющие, наполненные слезами глаза.
— Я немного приглядывал за тобой… Когда-нибудь расскажу тебе, как мне это удавалось. Тогда я просто приказал себе набраться терпения и ждать. Через год я собирался нагрянуть к тебе, привезти цветы, духи, дорогие украшения… и свою любовь. Чтобы уговорить свою жену вернуться ко мне.
— А я сама прискакала к тебе, — задумчиво прошептала Мишель. Если бы Пол не украл тех денег, ей бы и в голову не пришло ехать в усадьбу… И тогда он сам приехал бы к ней, чтобы уговорить ее вернуться. Конечно, она не устояла бы перед ним, ведь в душе она точно знала, что, кроме него, ей никто не нужен. И скольких страданий можно было бы избежать.
— Да… Вот тогда-то разум меня и подвел. — Он склонился к ней и чмокнул в кончик носа. — Знал ведь, что за год ты должна была измениться, но не ожидал, что до такой степени! Ты поразила меня. Исчезла худоба и угловатость, исчез затравленный вид, который серьезно когда-то беспокоил меня. Ты обрела душевное равновесие, уверенность в себе. Ты уже не была похожа на женщину, которую легко уговорить, если она того не желает. Я был уверен, что у меня ничего не получится. Поэтому и возникла безумная идея прибегнуть к шантажу… — Он помолчал, но через минуту продолжил: — Потом пришли угрызения совести, поскольку я поступил в высшей степени непорядочно.
Мишель потянулась к нему и прижалась сбоку. Она впервые почувствовала себя дома, где ее любят, где она и ее будущий ребенок желанны.
— Вот почему ты вел себя так натянуто и чопорно, когда заявил, что я вольна уехать. — Она с трудом подавила зевок. — А я тогда подумала…
— Я знаю, что ты подумала, — серьезно сказал Филипп. — Ты была далека от истины.
Я предоставил тебе самой решить: уехать или остаться, без всякого давления с моей стороны. Как мне хотелось услышать о твоем желании остаться со мной!.. Теперь я знаю, что ты осталась бы, поведи я себя по-другому.
— Непременно осталась бы, — сонно ответила Мишель и уютно устроила свою голову в выемке плеча Филиппа, словно специально созданной для нее. — Скажи, что ты любишь меня.
— Я люблю тебя.
По его голосу Мишель догадалась, что он улыбается.
— Я люблю тебя так сильно, что лучше об этом не думать, а то можно сойти с ума, — прошептал Филипп ей в волосы. — Сейчас мы обо всем этом забудем, а тебя ждут ванна, постель и еда. — Он легко поднял ее на руки, и Мишель оставалось только обнять его за шею.
— Никакой еды. Уже поздно, и я умираю хочу спать. — В подтверждение своих слов она широко зевнула.
На самом деле ей просто не хотелось отпускать Филиппа от себя. Боялась, что стоит ему исчезнуть из поля ее зрения, как все окажется волшебным сновидением.
Филипп, озабоченно нахмуренный, включил свет в ванной комнате, поставил Мишель на ноги и, придерживая ее одной рукой, второй открыл краны, чтобы наполнить ванну.
От горячей воды мраморные стены комнаты запотели. Филипп снял с плеч Мишель жакет, и его взору открылся красивый кружевной лифчик, который едва прикрывал ее пышную матовую грудь. Мишель почувствовала, как участилось его дыхание, и нежно улыбнулась.
— Не хочешь ли присоединиться ко мне? — предложила она.
Он обвел пальцем линию ее груди.
— Я бы с радостью. — В глазах его зажглись огоньки желания, и лукавая улыбка притаилась в уголках губ. — Но это было бы неправильно, потому что тебе надо отдохнуть, — строго добавил он. — Ты же знаешь, стоит нам только начать и мы не сможем остановиться. Тогда нам поспать не удастся, ты понимаешь меня?
Даже очень хорошо понимаю, подумала Мишель, едва державшаяся на ногах. А как было бы восхитительно…
* * *
Мишель сладко потянулась под мягким одеялом. Светало, и начинался новый день. Она улыбнулась, смутно вспоминая, как с трудом выбралась из ванны, как Филипп закутал ее в большое махровое полотенце и, нежно похлопывая, промокнул влажное тело. Оказалось, что маленький чемоданчик остался в холле. У Мишель уже не хватило сил попросить мужа принести его. Филипп взял ее на руки и уложил без ночной рубашки между шелковистых простыней.
А теперь он спал рядом с ней, лицо его было спокойным и… почти трогательным в своей беззащитности. Темные волосы взъерошены, на подбородке отросла щетина. Сердце Мишель замирало от нежности. Она потянулась к нему рукой, чтобы дотронуться.
Филипп тоже спал обнаженным. Мишель сверкнула озорной улыбкой, янтарные глаза ее заблестели, когда она подползла поближе и обвила его руками, гордая тем, что любит и любима. Она почувствовала, как дрогнуло и напряглось под руками тело Филиппа, мгновенно проснувшегося от ее прикосновения. Он властно притянул ее к себе и подпер голову рукой. Лица их почти соприкасались, глаза смотрели в глаза.
— Ты хорошо чувствуешь себя сегодня?
— Угу, — произнесла Мишель, прижимаясь к нему и радуясь, с какой готовностью отозвалось его тело на ее близость. — Но могла бы почувствовать себя еще лучше.
— Каким образом?
Брови Филиппа встали домиком, между ними залегла складка, и Мишель погладила его по щеке. От ощущения колючей щетины ее словно электрическим током пронзило.
— Таким…
Она обвела пальцем линию его чувственного рта и потянулась к нему губами. Поцелуй был глубоким и нежным. Филипп словно душу вынимал из нее, желая полностью слиться с ней.
— Мишель, — задыхаясь произнес Филипп, оторвавшись от ее губ, — я обожаю тебя. — Он раскраснелся, пальцы его запутались в ее роскошных волосах. — Я ужасно хочу тебя. Только боюсь, что могу повредить ребенку. Если я медленно и осторожно?
— Ну… — задумчиво протянула она, гладя ладонями его плечи, грудь, живот. — Говоришь, медленно и осторожно? Не знаю, так мы еще не пробовали. — Глаза Мишель лукаво улыбались ему, когда ее ладони добрались до его бедер. — Давай попробуем. Что нам мешает?!
