Иначе как можно после него — вот так?
Грег кивал ей, выходя утром на кухню, кивал, уходя на работу, спрашивал, как дела, когда они встречались вечером за ужином. С Томом он общался тепло, но с достоинством, не пытаясь развлечь его или как-то завоевать доверие. Это и не нужно было, Том ему очень доверял. Он чувствовал в Греге сильного мужчину, который по-доброму относится к нему и к его матери, а значит, станет защищать их.
Ни одного намека на ту искру, что между ними проскочила.
Ни одного нескромного взгляда.
Ни одного слова в том тягучем, низком тоне, который заставляет женское сердце трепетать и плавиться.
Грег рано уходил, поздно возвращался, ужинал, потом скрывался в кабинете. Он сказал, что у него поднакопилось работы за время, когда он «отлынивал отдел» на больничной койке. И теперь он взялся решать их все разом.
От Дэвида ничего не было слышно. Если бы им пришлось держать оборону, отстреливаться, в общем, жить по законам военного времени, Кэтрин хотя бы понимала, почему Грег не проявляет к ней никакого мужского интереса. Неужели она обидела его чем-то? Или ему не понравилось, как она целуется, черт бы его побрал?
Она злилась, злилась без всякой причины, иногда — на него, чаще — на себя, злилась с каждым днем все больше оттого, что не понимала до конца истинных причин своей злости и не давала ей выхода.
Если бы она знала, как несладко приходится Грегу, она, может быть, позлорадствовала бы.
Грег рад был бы забаррикадироваться в кабинете и выходить через окно, только бы не встречаться с Кэтрин. Эта женщина что-то с ним делала. Уже сделала. Она превратила его из «машины правосудия» в живого, пылкого мужчину, которого обуревали желания и страсти. И самым сильным из желаний, самой жаркой страстью было прижать к себе Кэтрин, овладеть ею и сделать своей женщиной навсегда, до скончания времен.
Почти так же сильно ему хотелось сказать ей «люблю».
Он давно уже перестал верить в силу этого слова, перестал считать его священным. Он даже начал немножко его презирать, как презирал Марту — так часто он ей его повторял.
Люди вообще так часто его повторяют, что уже затерли языками чуть ли не до дыр.
И все же именно оно, это изрядно избитое слово, вертелось в его мозгу, когда он смотрел на Кэтрин.
Он старался не смотреть, чтобы не искушать судьбу.
Когда он вез ей цветы, когда приглашал на ужин, даже во время самого ужина, он еще верил, что это просто симпатия к славному, интересному человеку в смеси с вожделением к красивой, необычной женщине.
Но в машине, когда он подвозил ее домой и чувствовал, как сокращается, как истекает ударами его сердца время, отмеренное до прощания, до прощания, которое непременно отмечено будет поцелуем… То, что поцелуй случится, было вне сомнения, под вопросом оставалось лишь то, что будет после.
Грег не рассчитывал сегодня же ночью остаться у нее ночевать. Кэтрин не из тех женщин, кто легко и беспрепятственно пускает в свою спальню мужчин. С такими, как она, секс возможен только после долгого знакомства или по глубокому взаимному чувству. В конце концов, именно женщина решает, будет секс или нет. А у такой женщины, как Кэтрин, не может быть много мужчин. Не потому, что немногие захотят, а потому, что она не захочет. И, значит, тех, кто все-таки будет, она станет выбирать с особым тщанием.
Грег точно знал, что он ее добьется. Но какой ценой? На какое место в своей жизни он согласен впустить эту женщину, чтобы она стала его, хотя бы ненадолго?
Ненадолго — не получится. Это было ясно как день.
А надолго он поклялся не связываться ни с кем. Спасибо Марте, научила.
И что же делать теперь, когда с ней приключилась вот эта беда? После того как она рассказала ему все о своем браке? Рассказала еще в первую ночь после появления Дэвида, когда он приехал, когда они сидели на кухне и пили: он — холодный чай, она — вино.
Кэтрин плакала… и плакала божественно. Он никогда не видел, чтобы женщина плакала так красиво: не искажалось лицо, не распухало от слез, они просто стекали по гладким щекам, и чуть заметно дрожали ставшие ярче губы, может, от красного вина, а может — от внутреннего жара.
То, что поведала ему Кэтрин, удивило Грета, но больше испугало. Ему сразу вспомнилось громкое дело, которое он вел несколько лет назад. Морис Шон, один из известных в Огдене людей, владелец сети бистро, страдал, как оказалось, легким психическим расстройством. Он пристрастился к наркотикам, и расстройство начало прогрессировать. У него было двое взрослых сыновей и молодая жена. Он начал ревновать ее к ним, ревновал все сильнее и сильнее, потом ревность приняла характер бреда. Однажды он впал в состояние психотической ярости и убил всех троих. Расстрелял из карабина. На то, что осталось от женщины, потом страшно было смотреть.
Наибольшее отвращение, граничащее с мистическим ужасом, вызвало у Грега то, что Шон ни на волосок не испытывал раскаяния, будучи уверенным в своей абсолютной правоте. «Двоим я дал жизнь, третью взял к себе в дом с улицы. Я имел право сделать с ними что хотел», — сказал он на последнем судебном заседании, после того как приговор был вынесен.
Грегу нелегко далась победа, все-таки требовать правосудия для преступников с именем, деньгами и связями — дело не для слабаков, но он все-таки победил, и Шон отправился за решетку — за решетку в специализированную тюрьму.
Он нутром чуял, что Дэвид Данс — человек той же породы. И меньше всего на свете Грегу хотелось увидеть тело Кэтрин или Тома, из которых этот безумец забрал жизнь.
Однако что он может ему противопоставить? Дэвид Данс, удачливый адвокат из коллегии адвокатов Денвера, против прокурора из заштатного городишки Огдена, штат Юта? Почти смешно, но больше горько.
Грег грыз локти и ломал карандаши, будто они специально для того и были созданы. Он искал выход, но он его не находил. Кэтрин и Тому нужна была охрана, вооруженная охрана, но на каком основании? Они не подвергались нападению. Жена сбежала от мужа, а он ее разыскал. Подумаешь! Наверное, крепко любит. Вот и сказке конец.
Но только Грег знал, что не конец, что Дэвид еще объявится, что он затаился где-то и ждет. Он гнал Кэтрин, как свора охотничьих собак гонит лисицу — и псы не уходят, когда лиса забивается в нору.
Грег заставил Кэтрин взять отпуск. Естественно, ее начальство было не в восторге: каких-то два месяца работы — и уже отпуск?! Но Грег лично разговаривал об этом с доктором Паттерсоном, вкратце описал ему ситуацию. Доктор Паттерсон забеспокоился. Грег понимал, что он в равной мере боится и за Кэтрин, и за себя — что же будет, если ее муж явится прямо в больницу и начнет угрожать оружием? Так что отпуск Кэтрин получила без проблем.
