без лишних слов и фраз поверила в очередное предательство Глеба Ланского.
Наверно, это был закономерный исход, который стал излишне отложенным во времени.
– Я хотела дать тебе шанс, правда. Но теперь знаю – наш развод – это то единственно правильное, что должно между нами произойти. А сейчас – на выход.
Указав на дверь, я прикусила нижнюю губу. Хотелось рыдать. И одному богу было известно, сколько продержусь вот так, кривя лицо от того, насколько сдерживалась сейчас.
Впрочем, Ланской не стал трепать мне нервы и дальше. Он опустил голову и прошествовал к выходу из квартиры. А когда за ним захлопнулась дверь, я сделала наконец то, чего так жаждала уже давно.
Полноценный глоток спасительного кислорода.
* * *
Он падал. Падал безнадежно, неукоснительно, безостановочно. Падал с того самого момента, как сказал жене о своей вымышленной измене.
И вот теперь, похоже, достиг дна. Действительно потерял все. Потерял даже шанс что-то исправить…
Но удивительное дело: именно после этого, последнего удара, Глеб понял, какой же ерундой было все остальное. Проблемы с матерью, навязчивость Божены, чужой мужик в родном доме… все это показалось таким мелким и жалким на фоне того, что сказала Оля…
Она хотела дать ему шанс. А он просрал его по собственной глупости, из-за какой-то ерунды…
Он самому себе был глубоко противен. Жалкий, ни на что неспособный, зависимый…
Разве таким он хотел быть? Разве таким желал бы видеть его отец?
Да, Глеб однозначно не только достиг дна, но и с успехом его пробил. Но в этом положении был и плюс: теперь у него был лишь один путь – наверх. Конечно, если он не намеревался барахтаться и дальше в том зловонном болоте, в которое самолично превратил свою жизнь…
А он однозначно не собирался оставлять все так, как есть. Да, Оля была теперь для него потеряна. Недоступна. Недостижима. Как смешно сейчас думать о том, что еще недавно считал себя вправе высказывать жене, будто она ему не соответствует! Нет, Оля была куда смелее, сильнее и лучше, чем он. Она сумела встать на ноги после его омерзительного предательства, а он – только угробить последнее из того хорошего, что имел…
Да, Оля его не простит. Но ведь был еще Тео. Его сын, для которого он мог сделать так много… И прежде всего – так, чтобы тот им гордился. Чтобы брал с него пример… Лучший пример.
Это звучало так легко на словах, но так сложно – на деле. И все же в этот момент, когда вспоминал ласковые глаза сына, Глеб чувствовал, что вновь обретает почти утерянный смысл жить…
* * *
В первую очередь он решил разобраться с матерью.
Позвонил ей перед визитом, как она того и просила в прошлый раз. Это казалось чем-то диким на фоне их былых отношений, но он заставил себя принять это. Принять изменяющуюся реальность.
– Привет, – произнес спокойно, когда она открыла дверь на его звонок. – Я к тебе ненадолго. Как ты?
Он мельком оглядел ее: мать показалась ему куда более цветущей и живой, чем даже до попадания в больницу. Это все еще царапало что-то внутри него, но он твердо себе сказал: это его мама. Она счастлива. А значит, счастлив и он. Потому что, несмотря ни на что, он ее любит.
– Да вроде бы хорошо все… – пробормотала она в ответ, словно стесняясь собственных слов. Собственного счастья, которым он ее недавно попрекал.
Глеб молча потянулся к карману джинсов, выудил оттуда ключи от квартиры матери и положил их на столик в прихожей, где они с ней и стояли.
– Отдаю тебе ключи, – резюмировал коротко, но почувствовав, что ситуация требует более подробного объяснения, добавил:
– Ты была права. У каждого из нас должна быть своя жизнь. Мне давно следовало перестать держаться за твою юбку, а тебе – вмешиваться в дела моей семьи. И хотя семьи у меня теперь нет… нам обоим все равно пора привыкнуть и понять, что я больше не маленький мальчик, которому постоянно требуется мама.
Она поджала губы, услышав это его заявление. Похоже, ей тоже было не так-то просто перестроиться. Но необходимо.
– Глеб, я не имела в виду…
– А я тебя и не обвиняю ни в чем. Просто хочу четко обговорить новые правила. Я – не заявляюсь просто так к тебе, а ты – ко мне. И если захочешь приехать навестить Тео, то тоже, будь добра, предупреди об этом Олю заранее. Она работает и может быть занята. Но совсем не укусит тебя, если ты ей позвонишь и попросишь увидеться.
Мать лишь кивнула в ответ. Слов больше не было: ни у нее, ни у него. Они оба чувствовали, что что-то старое уже безнадежно сломано, а новое – еще не построено…
– Я пойду, – известил он ее после некоторого молчания. – Если что-то понадобится – звони…
Уже на пороге он остановился, обернулся и добавил – вполне искренне:
– И да, мама. Я рад, что у тебя все хорошо.
После чего наконец вышел из этой, такой родной ему в прошлом квартиры, и впервые чувствовал себя при этом так легко и… свободно.
* * *
Ночевать в этот раз остался в гостинице.
С тех пор, как их с Олей брак треснул по швам, Глеб вел едва ли не кочевнический образ жизни. Сначала – жил у матери, в последние дни – снимал отели…
Теперь же понял: пора арендовать собственное жилье. В их с Олей общий дом, как она того и требовала, он возвращаться не собирался. Но не только желание жены было тому причиной: казалось настоящим мазохизмом возвращаться туда, где все напоминало о том, что разрушил собственными руками…
Туда, где еще недавно все дышало счастливой жизнью, которую он так не ценил. Туда, где в каждом предмете угадывалась рука женщины, которую так любил и так обидел…
Нет, он хотел попытаться начать все с чистого листа. Себя самого переписать заново, и для этого стоило
