Он потянулся к поясу халата, и девушка невольно вскрикнула. Руки мгновенно замерли.
— Что ты сказала?
Джулия нервно облизала губы. Она не думала, что так трудно будет бесстыдно раздеваться под его дерзким взглядом…
— Ничего. Я… вы… может, сначала немножко поговорим?..
— О чем… мэм? — Доминик презрительно сложил руки на груди.
Ах, так? Этот тип еще смеет злиться? Джулия вздернула подбородок, потянулась к пуговицам блузки и одарила Доминика своенравной улыбкой испорченного ребенка.
— Как пожелаете. Поскольку в прошлый раз я ничего не запомнила, вы скажете мне, что вам нравится, а что нет…
Девушка молча расстегивала пуговицы, причем, вызывающая поза шефа выводила ее из себя. Так он думает преподать ей урок? Еще неизвестно, кто будет учителем!
Наконец блузка упала на пол, оставив ее обнаженной до пояса, если не считать шелкового лифчика телесного цвета, поднимавшего вверх ее маленькие груди.
Бреттон не сводил глаз с ее лица.
— Мне нравится видеть тебя обнаженной, — решительно сказал Доминик. Кровь бросилась Джулии в лицо. Она стала расстегивать молнию, надеясь, что Бреттон не видит ее дрожащих пальцев, и повела бедрами, дав юбке соскользнуть к лодыжкам, переступила кольцо черного бархата и пнула его ногой, прекрасно отдавая себе отчет, насколько вызывающим был этот жест. Яркий свет заставил отливать металлическим блеском трусики телесного цвета, пояс с резинками и чулки, туго обтягивавшие ноги. Верхняя одежда Джулии на первый взгляд производила двойственное впечатление, но нижнее белье было совершенно откровенным.
Хладнокровно Доминик смерил ее взглядом. Неужели он не испытывает того же электризующего возбуждения, что и она? Джулия не могла в это поверить.
Но пришлось. Бреттон подошел к дивану, непринужденно лег, согнув ногу в колене. Полы темно-синего халата разошлись, обнажив длинные волосатые ноги почти до самого паха. Толстая махровая ткань не давала возможности судить о степени его возбуждения. Впрочем, его голос тоже казался бесстрастным. Смерив девушку взглядом, Доминик резко сказал:
— Эффектно, дорогая, но я велел тебе совсем другое. Будь умницей и сними все, чтобы мы могли поскорее заняться делом.
«Дорогая». Будто он разговаривал со своей тетушкой, на всю жизнь оставшейся старой девой. Но почему же эти слова заставили чувствовать себя проституткой?
Это входило в его план, поняла Джулия. А Доминик Бреттон всегда все делал по плану.
Джулия закусила губу, закинула руки за спину и стала расстегивать лифчик. Было нечто порочно-возбуждающее в этой процедуре раздевания под его пристальным взглядом. Все же девушка надеялась, что Доминик заставлял себя быть жестоким, хотя таял от нежности.
Медленно она освободилась от шелковых чашечек и наклонилась снять трусики. Груди покачивались в такт ее движениям и тихонько терлись о руки; вздувшиеся, ноющие соски покалывало от предвкушения близкого наслаждения.
Когда Джулия выпрямилась, ее бросило в дрожь от дикарского выражения, появившегося на лице Бреттона. Но стоило ей потянуться к резинкам, поддерживающим чулки, как Доминик поднял руку.
— Нет! Оставь их, — хрипло сказал он. — Так эротичнее! — И продолжал командовать. — Иди сюда. — Жестокость приказа заключалась в его бесстрастности. О Боже, неужели она действительно ему отвратительна?
Бреттон спустил ноги на пол и сел, суровый, как палач, следящий за приговоренной к казни. Подходя к нему, Джулия чуть не споткнулась; природная грация совершенно покинула ее. Девушка остановилась там, где указал Доминик, собираясь с наибольшим достоинством вынести эту сексуальную пытку.
Призвав на помощь остатки смелости, Джулия опустила глаза, и… у нее закружилась голова. Доминик внимательно изучал ее гладкий живот, темные, кудрявые волосики в развилке стройных бедер, и взгляд его был полон удивительной доброты. Девушка инстинктивно сжала ляжки, чтобы не дать просочиться зародившейся где-то глубоко внутри горячей влаге. Бреттон подался вперед, и его ноздри затрепетали от возбуждающего запаха. Затем он поднял руку, коснулся тонкой резинки и провел по ней пальцем — туда, где резинка соединялась с шелковым поясом. Потом, к ужасу Джул, сильные мужские пальцы нежно распушили темные волосы, прикрывавшие сокровенный уголок ее тела.
— Ах, блондиночка, там, где надо, ты совершенно естественная, правда? — хрипло спросил Доминик; кончики его пальцев скользнули к узкой прогалине между сомкнутыми ляжками и прикоснулись к ней с такой нежностью, что девушка ахнула и схватила его за запястье.
Доминик высвободил свои руки, положил на ее бедра и начал ласкать их.
— Не хочешь, чтобы я гладил тебя там? — тихо спросил он, поцеловал сначала одну тазовую косточку, потом другую, а потом обхватил ладонями ее тугие ягодицы. — Но как же я доставлю тебе удовольствие?.. Может, так?..
Он слегка потянул Джулию на себя, и, когда она качнулась вперед, прижался губами к тому месту, где прежде была рука. Язык Доминика раздвинул нежные складки, и Джулия ощутила взрыв небывалой, неслыханной чувственности.
Джулия погрузила пальцы в его черные волосы, ее ногти царапали и раздирали темноволосую голову, спина судорожно выгибалась, заставляя прижиматься к его жадному рту.
— Ох! — Ляжки разошлись в стороны, уступая напору твердых коленей Бреттона, и девушка слабо застонала, чувствуя, что язык движется внутри нее все глубже и глубже, ощущая приближение оргазма… Тяжело дыша, Джулия вцепилась в волосы Доминика.
— Нет, пожалуйста… не так!
Он прижался щекой к ее трепещущему чреву, потерся о него шершавым подбородком и начал успокаивать:
— Молчи, милая… Дай этому случиться. Я знаю, что могу доставить тебе такое удовольствие… Я делал это раньше…
— Не хочу, чтобы ты доставлял удовольствие мне… хочу вместе, — прерывисто прошептала девушка, извиваясь в его крепких объятиях.
Медленно Доминик разжал пальцы; его глаза приобрели лазурный оттенок. Он откинулся на спинку дивана и расслабился.
— Как это великодушно, милая, — пробормотал он, не сводя взгляда с порозовевшего лица Джулии, потом развязал пояс халата и непринужденно откинул полы, обнажив свое длинное, мощное тело.
У Джулии подпрыгнуло сердце. Ее возлюбленный прекрасен! Худощавый, мускулистый, с гладкой сверкающей кожей, густые, буйно вьющиеся черные волосы обрамляли его гордо вздымавшуюся мужскую плоть. Если раньше она сомневалась в его желании, то теперь для сомнений не было никаких оснований. От бесстыдного доказательства этого — гладкого, твердого, пульсирующего — девушка не могла отвести широко раскрытых, изумленных глаз.
