В его объятиях она слушала симфонию наслаждения, заглушающую все звуки мира.
Рассел накрыл ее губы своим ртом, а тело – своим телом, остановив пробегавшую по нему дрожь. Ребекка, задыхаясь, выгнулась под ним, ее тело молило о завершении. Но он все еще ждал, твердо решив довести ее до того же безумия, которое пожирало его самого.
– Пожалуйста, Рассел, – задыхаясь, прошептала Ребекка. – Люби меня. Сейчас.
Но он повел ее еще выше. Он хотел заставить ее потерять последние крупицы самообладания. Ему необходимо было сделать ее своей до конца.
Ее пальцы вцепились в его спину, ногти вонзились в тело... А он продолжал подводить ее все ближе к краю безумия, не давая того освобождения, к которому она стремилась.
Кожа Ребекки стала влажной от пота. Жар струился из ее тела к его телу. Он услышал ее мольбу, хотя слов уже нельзя было разобрать.
Она принадлежит мне, подумал Рассел, поднимаясь над ней. Мне! Он точно знал, что ни один мужчина еще не доводил ее до таких высот.
– Скажи мне, Ребекка. Скажи, что хочешь меня.
В тусклом свете лицо ее было скрыто тенью. Ее глаза открылись. Они были затуманены страстью, веки отяжелели от желания.
– Хочу, Рассел. Я тебя хочу. Только тебя. Всегда!
Желание раздирало его. Он больше не мог ждать.
Когда он овладел Ребеккой, то был поражен ее силой. Она окутала его собой, двигалась в том же безумном ритме, поднималась вместе с ним все выше и выше, пока они не прикоснулись к звездам, которые рассыпались миллионами сверкающих искр.
Что за изумительная ночь! Их разговор утихал и возобновлялся вновь, словно морской прибой. Они разговаривали друг с другом по-новому, забыв про сдержанность и притворство, про поддразнивания, которые раньше маскировали их взаимное влечение. Ребекка задавала Расселу бесчисленные вопросы о его жизни, с удивлением обнаружив, как ей это интересно.
Ребекке и Расселу казалось, что перед ними распахнулся невидимый занавес и открылся новый, незнакомый мир, щедро, как из рога изобилия осыпавший их неведомыми прежде радостями. Волшебным образом с них слетело все наносное, и они снова превратились в любопытных детей.
Всю ночь они узнавали друг друга свободно и самозабвенно, что доступно только истинно страстным любовникам. Они поочередно становились то грубыми, то нежными, открывая для себя новые, неизведанные источники наслаждения. Один раз она разрыдалась, но его тревога развеялась, когда она сказала, что просто ее переполняют новые незнакомые ощущения.
Ребекке казалось, что каждая клеточка ее тела ликовала от счастья. У нее было такое ощущение, что между его и ее кожей не существует никакой преграды, как нет ее между их мыслями и душами. Ничего подобного она в прошлом не испытывала – чувство блаженства и радости было всеохватывающим, абсолютным.
Она легонько поцеловала его в уголок рта и прошептала:
– Это и называется блаженством, да?
– Это называется любовью, – шепнул он в ответ и снова принялся ее ласкать.
Но Ребекка, рассмеявшись, удержала его руки.
– Дорогой, – сказала она прерывающимся от волнения голосом, – не остановишься ли ты хоть на минуту, чтобы я могла принять твое предложение?
Рассел почувствовал огромное облегчение, ему очень хотелось тут же обнять ее и расцеловать. Однако он не мог удержаться, чтобы немного не подурачиться.
– Предложение? – переспросил он с постной миной. – О каком предложении идет речь? Ах, да! Мне нужна добрая женщина, желательно миловидная, которая стирала бы мне носки, готовила обед и содержала в порядке дом...
Жаркий поцелуй Ребекки не дал ему закончить перечень требований. Тогда он сел и достал из кармана рубашки, смятой их жаркими телами, маленькую бархатную коробочку.
– Похоже, я все делаю задом наперед.
Он поднял крышку коробочки, в которой лежало необыкновенной красоты кольцо из белого золота с большим круглым бриллиантом и двумя продолговатыми, поменьше, обрамляющими центральный камень. Все три бриллианта были оправлены в желтое золото.
Рассел взял руку Ребекки и надел кольцо ей на палец.
– Я хочу, чтобы ты носила это, любовь моя. Не ради обмана. Я хочу, чтобы ты носила его, как моя жена. Сейчас и всегда, до конца наших дней.