— Но бедный Тристрам, по-моему, не очень наслаждается в раю со своей гурией, потому что когда мы встретили его на платформе, он был мрачен, как сова, а от нее веяло холодом, как от ледяной горы. Да, впрочем, она всегда такая. Я ни разу не видел, чтобы она проявила какое-нибудь теплое чувство, — говорил Джимми.
— Он очень влюблен в нее, — сказал Ворон.
— Да, вероятно. Хотя я не понимаю, как вы могли это увидеть. Вы ведь не были на свадьбе, а сейчас это совсем незаметно.
Ворон засмеялся своим циничным смехом, в котором было так много значения для людей, знавших его.
— Разве не видно? — проговорил он.
— Но вы все же скажите мне, что вы о ней думаете, — продолжал Джимми. — Видите ли, я был шафером на их свадьбе и чувствую себя в некотором роде ответственным за то, чтобы она не сделала нашего беднягу Тристрама несчастным.
— Она сама несчастна, — сказал Ворон. — Она потому и холодна, что несчастна. Она напоминает мне одну мою собаку, которую я купил у очень жестокого хозяина. Эта собака рычала на всех, кто к ней ни подходил, даже не трудясь узнать, приближались ли к ней с лаской или с желанием побить; она рычала просто по привычке.
— Ну и что? — спросил недогадливый Джимми.
— Ну и вот, по истечении года она сделалась самой верной и самой ласковой собакой в мире. На таких существ нужно вылить целый океан доброты, чтобы приручить их. Вероятно, Тристрам еще натягивает узду — не понял еще.
— Как женщина, у которой всегда было много денег — ведь она племянница Маркрута! — и прекрасное общественное положение, может иметь какое-нибудь сходство с вашей собакой, Ворон? Вы фантазируете!
— Не обращайте внимания, Джимми, на мои слова, — отозвался полковник. — Судите сами. Вы спрашивали моего мнения, и я вам его сказал, а там время покажет, прав ли я.
— Леди Хайфорд тоже будет в Монтфижете, — после паузы сказал Джимми. — Ну, она, конечно, покажет себя, как вы думаете?
— Но как же это вышло, что она туда попала? — удивленно спросил полковник.
— Этельрида пригласила ее еще летом, когда все предполагали, что у них с Тристрамом роман, а потом она, вероятно, уцепилась за это приглашение… — Но Джимми не договорил, потому что в этот момент в дверях показалась голова Тристрама, и он произнес:
— Вы знаете, господа, что через пять минут мы уже будем на месте?
И, действительно, вскоре подъехали к станции, где их вагон отцепили, а поезд умчался дальше.
Навстречу гостям были высланы автомобили и омнибусы, а для молодой пары Этельрида выслала свой собственный автомобиль. Со свойственной ей заботливостью она подумала, что молодым супругам, вероятно, захочется перемолвиться несколькими словами перед приездом и, понятно, очень удивилась бы, если бы ей сказали, что это медвежья услуга с ее стороны и никто из них не пришел в восторг от предстоящей поездки наедине. У небольшого автомобиля был, однако, очень сильный мотор, и молодые супруги вскоре оставили всех гостей позади. Они первыми должны были приехать в дом герцога, на что тоже рассчитывала Этельрида, когда посылала за ними свой автомобиль. Благодаря этому Тристрам мог представить свою молодую жену собравшемуся за чаем обществу без всякой помехи со стороны прочих гостей.
Зара находилась в приятном возбуждении. Она начинала понимать, что все эти англичане принадлежали к тому же классу, что и ее отец, и что, следовательно, их можно было не остерегаться и не предполагать в каждом игрока или мошенника. Она стала свободнее дышать, и взгляд черной пантеры исчез из ее глаз. Она нисколько не нервничала, а была только несколько взволнована. Тристрам мысленно корил Этельриду за то, что ей пришла в голову мысль послать за ними этот автомобиль. Для него было страшным искушением ехать в сумерках целых пять миль в таком близком соседстве с этим очаровательным созданием. Поэтому он прижался в угол, а Зара, глядя на него, удивлялась его суровому виду.
— Я надеюсь, вы скажете мне, как держать себя в тех или иных случаях, — обратилась она к Тристраму. — Потому что, видите ли, мне раньше никогда не приходилось гостить в деревенских поместьях, а дядя говорил, что в Англии многие обычаи совсем не такие, как за границей.
Тристрам чувствовал, что не может взглянуть на нее, необычная мягкость ее голоса была чересчур соблазнительна. Но мысль о том, что если он покажет, что тоже смягчился, она снова станет надменной с ним, вернула ему самообладание и, продолжая смотреть прямо перед собой, он равнодушно ответил:
— Я надеюсь, что вы будете держать себя именно так, как надо, и что все будут добры к вам, и будут стараться, чтобы вам было весело; а мой дядя наверное станет ухаживать за вами, но вы не обращайте внимания.
Зара улыбнулась и ответила:
— Против этого я ничего не буду иметь.
Тристрам уголком глаза видел, что она улыбается, и желание схватить ее в свои объятия с такой силой охватило его, что он стал задыхаться и хрипло спросил:
— Вы ничего не будете иметь против, если я открою окно?
Он чувствовал необходимость в свежем воздухе, а она все больше удивлялась, не понимая, что с ним такое. И снова между ними воцарилось напряженное молчание, которое и продолжалось до тех пор, пока они не подъехали к дому.
Выйдя из автомобиля, Зара со своим царственным видом направилась в сопровождении Тристрама в картинную галерею, где вокруг большого камина уже собрались ранее прибывшие гости во главе с хозяином и хозяйкой.
Герцог и леди Этельрида пошли к ним навстречу и, подойдя к Заре, оба поцеловали ее, а леди Этельрида, взяв ее под руку и ведя к остальной компании, прошептала:
— Милое вы, прекрасное существо, добро пожаловать в нашу семью в Монтфижет!
И Зара вдруг почувствовала комок в горле. Значит, она судила о них совершенно неверно! И решив исправить ошибку, с улыбкой подошла к группе гостей.
В этот вечер в Монтфижете, когда дамы одевались к обеду, было много беготни из одной комнаты в другую — гости обменивались впечатлениями о молодой жене Тристрама. Впечатление в общем было благоприятное для нее. Все сходились во мнении, что она красива и очаровательна, но расходились в вопросе о ее характере, и только одно злое сердце осталось при особом мнении, отнюдь неблагожелательном.
Тристрам вовремя был готов к обеду, но постучать к своей жене не решался. Если она сама через некоторое время не даст ему знать, что готова, он пошлет Хиггинса узнать об этом у горничной Зары.
Его глаза сияли гордой радостью — Зара держала себя безукоризненно, он даже не мог себе представить, что она будет так мила и будет так много разговаривать. И все его старые друзья искренне восторгались ею, а Артур Эльтертон даже слишком…
