— С компасом свою задницу, — закончил за него Брук. — Знаю, знаю.
— Извини, что я тебе надоедаю. Я звоню не для этого. Скажи, пожалуйста, мисс Грейс там, или ты, как последний дурак, позволил ей уехать?
Энтони бросил взгляд на Лин, которая сидела на диване, по-прежнему улыбаясь и ловя каждое слово в надежде понять, как себя чувствует старик.
— Да, здесь, — осторожно сказал Брук. — Нам не везет.
— Не везет? — Тролль, казалось, не верил своим ушам. — Не везет? Клянусь, я уже начинаю думать, что ты совершенно безнадежен, малыш. Монах в коме, и тот бы сообразил, что она классная девушка.
— Ты не прав. — Энтони помолчал. — Я тоже это вижу.
— Спасибо тебе, Господи, хоть за что-то! — Оллкрафт хихикнул, довольный. — Ну, и что ты собираешься делать?
— Ничего.
— Ничего?! — возмущенно заорал старик. — Ничего?!
— Совершенно верно, ничего.
Оллкрафт бушевал еще минуту, потом трагически вздохнул.
— Отлично. Оставайся дубиной, если тебе так нравится. Я умываю руки. А теперь дай мне мисс Грейс.
Брук готов был отказать. Невозможно предугадать, что старик может наговорить. Определенно, Тролль сегодня в форме. И, в конце концов, нельзя лишать его удовольствия поговорить с девушкой, да и у нее на лице такое радостное ожидание.
Он протянул трубку.
— Это Тролль, хочет поговорить с тобой.
Лин с улыбкой взяла трубку. Чуть ли не захлебываясь, она спрашивала, как он себя чувствует, смеялась над его, несомненно, дурацкими шутками. Но постепенно ответы стали сдержаннее, совсем как у Брука. Он уставился в документы, притворившись, что не слушает, сам же ловил каждое слово. Но из ее односложных ответов невозможно было понять разговор.
Их беседа продолжалась целую вечность, наконец, она тепло попрощалась и вернула трубку.
— Мне нужно наверх, — вежливо сказала она. — Я вернусь через несколько минут.
Пока ее не было, Тони занялся камином, подложил дров, пытаясь не думать над тем, что говорил ей Тролль. Он поймал себя на мысли, что с тоской ждет ее появления, комната казалась без нее пустой.
Наконец он услышал ее шаги. Линда медленно направлялась к нему, словно боялась подойти слишком близко. К груди она прижимала сверток, похожий на рождественский подарок. Он почувствовал стыд. Ему в голову не пришло позаботиться о подарке для нее…
Когда Лин приблизилась, он увидела, что предмет в ее руке действительно завернут в подарочную бумагу. Он скосил глаза. В бумагу с котятами, если он верно разглядел. Похоже, что заворачивал ребенок.
— Это пролежало на чердаке три года, — сказала она неуверенно, с легкой дрожью в голосе. — Тролль велел отдать тебе это сейчас.
По его груди пробежал холодок, металлический кулак сжал сердце. Линда протягивала сверток, перевязанный голубой лентой с бантом, под бантом он увидел карточку.
«Папочке» — было написано на карточке, и острая боль в груди едва не согнула его пополам. «Папочке от Джейн».
Линда молилась про себя, чтобы оказалось, что Оллкрафт принял верное решение. Его логика казалась странной. Он сказал, что оставил подарок нераспакованным на чердаке среди елочных украшений потому, что Брук не готов был принять его. Когда хозяин вновь признает Рождество, тогда и следует отдать ему подарок дочки.
Рассуждения показались Лин скорее суеверными, нежели обоснованными. Что, если он ошибается? Не делает ли он слишком большую ставку на гостью? Брук решил поставить елку к Рождеству не потому, что проникся чувством наступающего праздника. Он сделал это для Линды, чтобы девушке не было так тоскливо вдали от дома. Не сведет ли это к нулю все расчеты старика?
С беспокойством глядела сейчас Лин на жесткое лицо Брука. Солнце зашло, и в сгустившихся сумерках его черты приобрели сероватый оттенок. Он стоял, опустив руки, не решаясь взять протянутый девушкой сверток.
— Энтони, пожалуйста. — Она подошла так близко, что сверток касался мягкой шерсти его голубого мохерового свитера. — Почему ты не берешь его?
Было видно, каких усилий ему стоило наконец поднять руку и взять подарок. Он медленно крутил его в руках, разглядывая со всех сторон. Он водил пальцем по блестящей ленте, по банту, расплющивая его, затем наблюдая, как упругая лента возвращается в первоначальную форму.
Но он не решался развернуть.
— Хочешь, я оставлю тебя ненадолго? — предложила Лин, кивнув в сторону кухни. — Я могу пока приготовить нам что-нибудь поесть.
— Нет. — Он поднял лицо, глаза поблескивали в лунном свете, проникавшем в комнату. — Останься. — Он двинулся к камину, где от огня было светлее, присел на диван, по-прежнему не отрывая глаз от свертка в руках. — Напрасно старик все это затеял. Изабелл сама выбирала подарки Джейн для меня, — сказал Энтони с горечью. — И поверь мне, она особо не тратила свое драгоценное время и деньги на выбор. Скорее всего, это набор носовых платков.
Лин знала, что в нем говорит страх. Он не смел надеяться, что этот сверток содержит что-то более личное, что-то, что могло бы на миг вернуть ему потерянную навсегда дочку. Он боялся испытать горькое разочарование.
Она присела рядом с ним, борясь с желанием обнять и успокоить его. В глубине души Линда верила, что все страхи напрасны. Она каким-то образом чувствовала, что Изабелл не имеет к подарку отношения.
Мысленно Лин одернула себя. Ее предположения еще более суеверны, чем доводы старика! Она пыталась спокойно и хладнокровно анализировать. Оберточная бумага немного коробилась, так завернуть мог только ребенок. Бант, который по цвету не подходил к бумаге, был завязан сбоку, не посередине. Незначительные детали, не дающие оснований для твердой уверенности…
Резко, как будто недовольный собственной нерешительностью, Брук одним движением разорвал оберточную бумагу. Линда затаила дыхание.
Предмет был похож на картинку или фотографию, вставленную в рамку. Блики от огня играли на стекле, не давая разглядеть деталей. Мысли девушки закрутились. Фотография? Чья? Джейн? Изабелл? Энтони? Или всех троих? Она размышляла, сможет ли он спокойно смотреть на их лица…
Брук оцепенел. У него на лице не дрогнул ни один мускул, лицо застыло. Он долго смотрел на предмет в руках, потом молча передал Лин, а сам встал, как будто был больше не в состоянии сидеть на одном месте.
— О! — вырвалось у Лин, когда она увидела подарок Джейн. — О, Тони…
Оказалось, что это не фотография, а рисунок карандашом на листе бумаги, которую используют дети на уроках рисования в школе. В верхнем правом углу было написано: «Джейн Брук: Высшая оценка».
