— Невероятно! — вспыхнул Поль. — Ты еще в середине апреля сообщила, что у меня родилась дочь, которой почти три недели. Как ты могла сделать это, если до родов оставалось столько времени?
— Поль, ты когда-нибудь слышал про ультразвуковое исследование? Про симпатичные видеоизображения младенцев, находящихся в утробе? Я еще за два месяца до родов знала, что там девочка.
Поль повернулся к Улле, и она едва не заплакала, увидев его искаженное лицо.
— Иногда такое возможно, — подтвердила она. — Современная техника способна на многое.
Поль вздрогнул так, словно получил сильный удар в висок, отшибающий память. Живыми остались только его глаза, которые жгли Улле душу.
— Ты участвовала в этой дьявольской затее… А потом бесстыдно обвинила меня в том, что я использовал тебя!
— Я не знала, — пролепетала она. — Клянусь, я не имела представления о том, что задумала Юлия…
— Ты должна была знать! — рявкнул он. — У тебя был паспорт Хельги!
— Я не заглядывала в него. По дороге мне и так хватало забот. А как только мы прилетели, у меня и вовсе не было причины изучать ее паспорт. Сам знаешь, что я отдала его тебе вместе со своим и с авиабилетами. В конверте из коричневой бумаги, который ты положил в свой сейф.
— Не кричи на нее, — сказала Юлия.
— Заткнись, тварь! — по-французски крикнул Поль.
— Не заткнусь! Плевать я хотела на твои приказы!
— Ты находишься под моей крышей и будешь делать то, что тебе велят, иначе горько пожалеешь, — грозно сказал Поль и шагнул к ней. — Стерва! Мне следовало не разводиться с тобой, а убить на месте!
— Только тронь, и я подам на тебя в суд за оскорбление действием! — завопила Юлия и ударила его сумкой.
Хельга, успокоившаяся и почти уснувшая, испугалась крика и заплакала снова.
— Прекратите сейчас же! — прошипела Улла, качая малышку. — Какие вы, к черту, родители! Вам бы только счеты свести! Меня тошнит от вас обоих!
Юлия скорчила гримасу и вскинула голову. В отличие от нее Поль тут же опомнился и повернулся с таким видом, словно хотел успокоить Хельгу. Но его протянутая рука повисла в воздухе, а потом медленно опустилась.
— Не верю ни единому слову, — пробормотал он, осматривая комнату так, словно видел ее впервые.
— А я верю, — сказала Улла. Внезапно в ее мозгу что-то щелкнуло и части головоломки встали на свои места. — Это все объясняет. Поль, неужели ты не понимаешь? Почему Хельга так мала для своего возраста. Почему она такая слабенькая и раздражительная. Почему плохо спит ночью. — Она укоризненно посмотрела на Юлию. — Ты послала меня на другой конец света практически с новорожденным младенцем! О боже, Юлия, о чем ты думала?
— О том, что она в хороших руках, — нагло ответила та. — От нее покоя не было. Как от большинства детей в ее возрасте. Не могли же мы взять ее с собой в поездку!
Поль снова чуть не набросился на нее с кулаками. И Улла снова помешала ему.
— Юлия, я понимаю, как ты это сделала, — холодно сказала она, — но не понимаю почему.
Поль горько рассмеялся.
— Ты прекрасно знаешь свою кузину. Неужели трудно к двум прибавить два? Улла, она сделала это из-за денег. Она единственная знакомая мне женщина, которая продала своего ребенка за несколько лишних тысяч долларов в месяц, поступающих на ее банковский счет!
— Не только из-за денег, — издевательски ответила Юлия. — Я рассчиталась с тобой за то, что ты вышвырнул меня с Мартиники так, словно я куча грязного белья.
— Очень точное описание, — парировал Поль. — Ты его вполне заслуживаешь.
Она пожала плечами.
— Говори что хочешь. Главное в том, что эти деньги позволили моему мужу закончить роман, который будет иметь большой успех. Во Франции уже купили права на его экранизацию. Если хочешь, я пришлю тебе билеты на премьеру картины.
Если бы Поль посмотрел на Уллу с таким же отвращением, с каким он смотрел на Юлию, она скорчилась бы и умерла на месте.
— Юлия, твое нахальство поражает даже меня, — сказал он. — Кто-то должен положить этому конец.
— Только не ты, дорогой, потому что теперь все козыри у меня на руках. Что, приятно чувствовать себя беспомощным?
— Беспомощным? Сомневаюсь. Если ты думаешь, что тем дело и кончится, то сильно ошибаешься.
Юлия подошла к Улле и решительно забрала у нее Хельгу.
— Оно уже кончилось, Поль. Это моя дочь. Я уйду отсюда с ней, и черта с два ты меня остановишь!
— Ты в этом уверена? — презрительно спросил он. — То, что ты родила этого чудесного ребенка, не спасет тебя от руки закона. Разве тебе неизвестно, что шведская судебная система защищает невинных детей от таких матерей, как ты?
Юлия впервые испугалась по-настоящему.
— Если я отдала ее тебе на несколько недель, это еще не значит, что я не люблю малышку, — сбивчиво пробормотала она, прижав к себе Хельгу. — Мне было плохо без нее…
— Поль, может быть, это правда? — сочла нужным вмешаться Улла. — Когда Юлия снова увидела Хельгу, то ударилась в слезы. Она приехала утром, схватила ее на руки, качала, разговаривала и клялась, что больше никогда ее не бросит. Она любит девочку, хотя и по-своему.
— Любит так, что пользуется ею как орудием мести. Это граничит с преступлением.
— Я ее не оправдываю. Просто пытаюсь облегчить тебе расставание с Хельгой. Поль, у нее есть отец и мать. Когда они поняли, что могут ее потерять, то прилетели первым же рейсом. Это нельзя отрицать. Кроме того, ты должен признать, что здесь девочке никакая опасность не грозила. Она была с людьми, которые ее любят. Точнее, обожают.
Поль долго смотрел на Уллу — точнее, сквозь нее. На его щеках играли желваки. Наконец он сказал:
— Убирайтесь из моего дома и с моих глаз! Обе!
— Как только ты отдашь паспорта! — прошипела Юлия.
— С удовольствием, — бросил он. — Мне не терпится избавиться от вас. Может быть, Господь сжалится над этим бедным ребенком.
— Пойдем, Улла, — пробормотала Юлия и буквально побежала к двери, боясь, что он передумает. — Нужно сказать Гуннару, что мы готовы. Оставь чемоданы. Их принесет кто-нибудь из слуг. В конце концов, им за это платят.
Улла взяла саквояж и сумочку. В горле у нее стоял комок размером с апельсин. Выходя из комнаты, она оглянулась и в последний раз посмотрела на человека, который научил ее любви. Но Поль смотрел только на Хельгу. На его лице была написана жгучая боль.
Нет, он никогда не забудет, что сделала ее кузина. И никогда не простит ее.
В конце октября в Гётеборге никто не вспоминал о лете. Ветер, дувший с моря, был острым как нож. Но он не мог разрубить цепи, которые приковали Уллу к Полю. Они были тонкими, как паутина, но прочными, как легированная сталь. И такими же вечными. Это подтвердилось в то утро, когда Улла посетила врача.
