Диана томным стоном потребовала немедленного повторения.
Все-таки гигантская разница между осторожной слюнявостью задыхающегося старика и энергичным напором раззадоренной молодости.
Она призывно облизала собственные губы.
Но Ральф – не призрак, человек – азартно переключился на груди аппетитной жертвы.
Освободившиеся соски подверглись стремительной атаке.
Диана замлела от нарастающего возбуждения.
Ральф – не призрак, человек – оказался вне конкуренции.
Диана вскрикнула от переизбытка любовной химии в крови.
Так еще никто не ласкал, никто.
Ни квелый муж.
Ни автослесарь.
Ни рекламный деятель.
А Ральф – не призрак, человек – наращивал и наращивал темп.
Пара секунд на левый сосок.
Пара – на правый.
И снова левый.
И снова правый.
Диана, испытывая неизъяснимое желание незамедлительного соития, перевела любовника, слишком увлекшегося разогревом, на ручное управление.
Ральф – не призрак, человек – подчинился.
Еще не спасенная жертва начала помогать секретному агенту всеми десятью пальцами, чтобы тот не промазал.
И агент не подвел.
Диана кое-как выдернула ладони, зажатые между животами, упругими, крепкими, здоровыми животами, без малейших старческих морщин и безобразных складок, без шрамов, свидетельствующих о пересадках.
– Ну, погнали?
Диана, не ответив на глупый вопрос, принялась задавать совершенно дикий ритм.
Ральф – не призрак, человек – старался не опозориться и поддержать честь Интерпола.
Вот…
Вот…
Вот…
И вдруг партнеры, использующие операционный стол не по назначению, синхронно заголосили от совпавшего до секундочки, ни в чем не поддельного оргазма.
Вот…
К разочарованию нечаянной любовницы, блистательный, великолепный, премьерный акт слишком быстро закончился.
Ральф – не призрак, человек – взял передышку.
Диана, восстановив нормальное дыхание, вернулась к прерванному диалогу.
– Знаешь, я вспомнила…
– Нашу первую встречу?
– Нет, имя того, кто рассмешил зал единственным убийством в целом акте.
– Крошка, ты можешь меня не отвлекать?
– А в чем дело?
– Ну, тебе вряд ли понравится затянувшийся пролог.
– Да, кстати, ты можешь три раза подряд, и без антрактов?
– Не пробовал.
– А придется!
Операционный стол, превратившийся из ложа скорби в ложе страстной и продолжительной любви, перестал ощущать сексуальную вибрацию.
Наступил момент, когда похоть и страсть превращаются во что-то чистое и непостижимо прекрасное.
Когда телесное уступает место духовному.
Когда физический оргазм сменяется невиданным катарсисом.
Изможденные любовники, миновав горние высоты, провалились в обоюдный сон, которому не мешали даже по-прежнему сияющие рефлекторы.
Но кара за нарушение устава грянула незамедлительно.
Диана очнулась от истошного вопля.
Своего вопля.
Ей приснилось, что ее трепыхающееся сердце бьется – отчаянно и беспомощно – в хищных руках продажного хирурга, забывшего все медицинские заповеди.
Но действительность оказалась не менее страшной.
Ральф – не призрак, человек – лежал на кафельном полу совершенно голый, и его мускулистые руки, заведенные за спину, были скованы никелированными стерильными браслетами.
А рядом с обезвреженным агентом стояла хирургическая бригада в полном составе.
Откуда-то сбоку появился по-вампирски ухмыляющийся пожилой джентльмен в ночной рубашке.
Злодеи-медики расступились.
Томас Джон Синяя Борода, выплюнув мятную жвачку, склонился над скованным агентом:
– Выходит, друзья, нам крупно повезло.
Главный хирург и ассистенты ответили заказчику отвратным хохотом.
– Можно будет за одну операцию использовать двух доноров.
Хохот повторился.
В унисон задребезжали все инструменты, готовые пластать и резать, пластать и резать, пластать и резать.
– Думаю, мы у этого красавца отрежем самое дорогое.
– Вполне кондиционный пенис, – произнес главный хирург, даже не прибегнув к пальпированию. – Вполне.
– И пришьем эту штуковинку мне.
– Давно пора, – согласился главный хирург. – Давно пора.
– И сделаем это красавцу без наркоза.
– Люблю, когда голосят клиенты, – с энтузиазмом сказал главный хирург. – А последний вопль вообще ни с чем не сравним.
Но тут внезапно заговорил обреченный агент:
– А вам известно, господа, что убийство с целью трансплантации уголовно наказуемо?
– Ой, испугал!
Главный хирург выбрал самый острый скальпель.
– Да ты знаешь, голубчик, сколько на моем счету изуродованных трупов?
– Вам грозит пожизненное заключение.
– Хватит засорять мне мозги юридическими угрозами.
Главный хирург поиграл скальпелем.
– А может, начнем с вашей милой супруги?
Томас Джон Синяя Борода уставился на Диану, посмевшую вдоволь натрахаться перед столь ответственной и сложной операцией.
– Хорошая идея. Пусть красавчик понаслаждается, как его партнершу разбирают на запасные части. Орган за органом. Орган за органом.
– Нет, пожалуйста, начните с меня!
В голосе Ральфа – не призрака, человека – появились умоляющие нотки.
– Начните с меня!
Но бригада извергов, не обращая внимания на лепет агента, разжалованного в доноры, переместилась к владелице жуткого замка.
– Дайте этой развратной сучке наркоз! – приказал заказчик.
Над неверной женой нависли двое.
– Сопротивляться бесполезно.
– А то закопаем без гроба.
Прозрачная маска накрыла лицо жены, не желавшей добровольно расставаться со своими внутренними органами.
Томас Джон Синяя Борода стянул через голову ночную рубашку.
– А ты, красавчик, не отворачивайся, не отворачивайся, не отворачивайся!
Диана, мотая головой, пыталась освободить лицо от маски с наркозом.
Не хочу!..
Но сладковатый приторный газ действовал быстро.
Диана беспомощно напрягла прикованные руки.
Не хочу!..
Диана беспомощно подергала зафиксированными ногами.
Спасите!..
Диана со страха описалась.
Так тебе и надо, авантюристке.
Диана покорно затихла в ожидании неизбежного вскрытия ее тела, не прожившего даже половины отмеренного природой срока.
Сейчас острый скальпель рассечет ткань в области груди.
Диана больше не делала попыток освободиться от пут.
И сердце, только что полюбившее сердце, успешно перенесется в чужую плоть.
Мерзкую плоть.
Томаса Джона Синяя Борода.
Диана остаточным сознанием, еще не порабощенным наркозом, цеплялась за жалкие крохи рухнувшей и разбитой надежды.
Но утешением молодой особе, когда-то согласившейся на брачную авантюру с пожилым джентльменом, служила лишь одна почти угасшая мысль.
